пятница, 29 ноября 2013 г.

Автобиография Лемми Килмистера часть 3

"ГЛАВА ОДИННАДЦАТАЯ. Город ангелов (Angel City)
Самой большой новостью в 1990 году, что касается меня, был мой переезд в Америку. Этот переезд я начал планировать еще в 1989, но когда через несколько месяцев это, наконец, случилось, все произошло быстро — вот я в Лондоне, а в следующее мгновение уже в Западном Голливуде, иду по бульвару Сансет-стрип из «Rainbow». «Rainbow», для тех, кто не в курсе, это самый старый рок-н-ролльный бар в Голливуде и мой второй дом — к тому же он расположен всего в двух кварталах от моего дома!
Но моему переселению предшествовала масса событий. Я сыграл маленькую роль в очередной серии «Comic Strip», «Южноатлантические Налетчики» (South Atlantic Raiders).
Это была пародия на войну на Фолклендских островах, и мне отводилась роль какого-то сержанта. Я всего-навсего должен был сказать несколько фраз с ужасным испанским акцентом, а потом упасть на вонючий матрац! Подходящий для меня образ? Я также сыграл водителя речного такси в кинофильме под названием «Hardware». Это было утомительно. Режиссер фильма возомнил себя демонической натурой и из-за этого страдали все. Я ждал своей очереди весь день, и ребята сделали ужасную ошибку, сразу дав мне бутылку виски, — эта бутылка должна была быть у меня по сценарию, но они передали ее мне, как только я пришел на съёмочную площадку. Так что когда начали снимать мою сцену, я уже был пьяный, усталый и взвинченный. Мне тогда заплатили авансом, но сама съемка, как я уже сказал, была чертовски скучной. А вот что было интересно, так это когда Мик Грин (Mick Green) — гитарист одной из моих любимых групп шестидесятых и семидесятых, The Pirates — попросил меня записаться с ним, и я, конечно, согласился. Мы записали «Blue Suede Shoes», эта песня потом попала на благотворительный альбом газеты Нью Мюзикл Экспресс с каверами элвисовских песен. Там мы выступили под именем Lemmy and the Upsetters. Впоследствии эта вещица вышла на сингле, а на обратной стороне была наша с Миком песня «Paradise». Мне очень понравилось работать с Миком — он один из моих любимых музыкантов. Люди сегодня не знают об этом, но тогда, в начале шестидесятых, он был легендарен, как Клэптон и Джеф Бек (Jeff Beck). Просто Мику не так повезло.
И, разумеется, я не мог надолго оставить Motorhead без гастролей. Во время британского турне один подросток перед сценой плюнул в меня и попал на мою гитару. Я ненавижу подобные выходки, поэтому вышел на край сцены и сказал: «Смотри!», стёр рукой плевок и вытер руку о свои волосы: «Волосы я вымою сегодня вечером, а ты и завтра останешься засранцем!». Толпа бурно отреагировала, это даже попало в цитаты, но на самом деле я взял эту реплику у Уинстона Черчилля. Он был на званом обеде, и какая-то женщина заявила ему, «Вы пьяны, сэр». «Да, мадам, — ответил он, — но вы некрасивы, а я завтра буду трезвым». Разве не круто? Кто сказал, что история скучная штука?
Я перебрался в Штаты после европейского турне. Всё устроил Фил Карсон. Его люди нашли квартиру, и я переехал в нее в начале июня. Остальная часть группы осталась в Англии, но мое проживание на другом континенте ничего не меняло. Не могу сказать, что мы постоянно тусовались вместе, потому что когда ты по полгода торчишь с кем-то в одном автобусе, уже не захочешь общаться с этими людьми в свое свободное время. И примерно в то же время Вёрзел начал ненавидеть Америку. Может быть, с его стороны это была такая ревность — трудно сказать. Американская жизнь не стала для меня каким-то откровением, поскольку я, так или иначе, уже бывал в Штатах. Я только не до конца понимал, насколько коррумпировано американское правительство и насколько прогнила сама государственная система, впрочем, это болезни любой страны. И проявления расизма здесь куда откровенней, чем в Англии — там эта проблема не стоит настолько остро. Но здесь я могу пристроить к своему дому бакалейную лавку, и к покупателям здесь относятся гораздо обходительней и не решают за них, что им нужно, а что нет. Единственная неприятность, с которой я столкнулся за время адаптации в Америке, это их убогое чувство юмора. В этом смысле англичане настоящие циники. Чёрный юмор американцы просто не понимают. За две недели моей жизни в Штатах я практически погубил своё социальное реноме. Я говорю какие-то забавные для меня вещи, а в ответ получаю негодующее — «Как ты можешь так говорить?!». Люди бывают шокированы, оскорблены и так далее. Господи, но нельзя же принимать все за чистую монету! Калеки бывают такими забавными, — прошу прощения, но я не виноват! Здесь я всего лишь наблюдатель.
Люди также не понимают мою коллекцию вещей с нацистской символикой, за что меня очень критиковали, когда я переехал сюда. Я всю свою жизнь собирал реликвии Второй Мировой Войны — в конце концов, я родился в год окончания войны, и люди всегда привозили домой сувениры и все такое. Когда я приехал, у меня были кинжал, две медали, ещё флаг, кажется, и железный крест, и всё. В этом деле, как и в любом другом хобби — чем больше ты увлекаешься коллекционированием, тем это становится интересней, если в этом есть какой-то глубинный смысл. И вот теперь у меня огромная коллекция вещей из Германии времён войны — кинжалы, медали, флаги, и все остальное. Мне нравится окружать себя всеми этими вещами, потому что эти предметы напоминают мне о событиях того времени, о прошлом (и важно то, что нацизм еще не изжил себя). Я не понимаю тех людей, которые считают, что, если что-то игнорировать, то оно исчезнет само. Ничего подобного — если делать вид, что этого не существует, то это наберёт силу. Европа двадцать лет игнорировала Гитлера. Мы могли бы справиться с ним еще в 1936: французская армия могла бы выгнать его из рейнской области и его дни были бы сочтены. Его клика была бы лишена власти. Но французы снова отступили и впустили его. В результате он вырезал четверть мира! И он был некурящим трезвенником, вегетарианцем, с короткой прической и в приличной одежде. Его обслужили бы в любом американском ресторане, в отличие от Джесси Оуэнса (Jesse Owens), героя Олимпиады 1936 года.
Джесси Оуенс вернулся домой с победой и восемью медалями после демонстрации Гитлеру преимущества демократии и многонационального общества, и его не обслужили в ресторане в его родном городе. Это чёрт знает что! Такой двойной стандарт бесит меня. Вы знаете, что в Англии и Америке до сих пор есть клубы, в которые не пускают евреев? Это страны сплошных запретов. Взять хотя бы авиамоделизм — нельзя рисовать свастику на модели Мессершмитта 109, а ведь в то время свастика была национальным знаком отличия Германии. Почему бы не предположить, что в будущем не будет никаких белых звезд на борту гребаного «Мустанга», потому что кто-то решит, что звезда — это символ американского империализма? Я не понимаю; что — если не нарисовать свастику на пластмассовой модели самолета, это поможет воскресить всех убиенных евреев? Нет? А как насчёт того, что так называемые американцы сделали с истинными американцами — индейцами? Можно заметить, — у меня свой взгляд на такие вещи. Правда малопривлекательна и поэтому она мне так нравится. Мне нравится шокировать людей, и если постоянно доказывать людям ошибочность их убеждений, то, возможно, хоть кто-то из них когда-нибудь скажет: «О! Стоп — я был не прав». Я живу ради таких моментов. Уверяю вас, это большая редкость.
Как бы то ни было, давайте вернемся к делу, а именно к грязному бизнесу записывающей индустрии. Я захотел переехать в Лос-Анджелес еще и потому, что лучше быть поближе к своей фирме грамзаписи. Мы встретились с главой WTG Джерри Гринбергом (Jerry Greenberg) в Лондоне, и он очень заинтересовался нами и пообещал всяческую поддержку. Но про себя я тут же подумал: «Я должен быть в курсе всех событий». Я не смог бы жить в Англии, играть в составе Motorhead и при этом выпускать альбомы на американском лейбле, потому что из этого ничего хорошего никогда не выйдет. И фактически впервые мы подписали контракт с американской корпорацией на запись пластинки — до этого американцы просто покупали лицензии на альбомы, записанные нами для британской компании. Так что как никогда раньше я должен был быть в курсе всего происходящего.
С самого начала я знал, что мои подозрения оправданы. Когда я прибыл, первое, что сделала компания грамзаписи — пригласила меня на поздний завтрак в свой офис — поздний завтрак! Что это еще за хрень такая, «поздний завтрак»! Они что, не могли написать слово «обед»? У них, что, проблемы с буквой «О»? И знаете, на что это было похоже, из чего состоял этот торжественный «поздний завтрак»? Китайские «обеды на дом», завёрнутые в фольгу — «Ещё добавки, Лемми, свининки? Как я рад тебя видеть здесь, старина! Motorhead всегда были одной из моих любимых групп!». Ха! Никто из них ещё за неделю до этого не слышал ни одной нашей гребаной песни, и им пришлось срочно подготовиться к встрече. Это дерьмо было очевидно, однако они решили, что я ничего не заметил. Почти каждый там был старой акулой этого бизнеса, оказавшимся в новой должности на новом лейбле. Я не увидел ни одного свежего лица.
Я хочу еще раз сказать о том, что Джерри Гринберг был замечательным парнем, также как и его помощник, Лесли Холли (Leslie Holly). Лесли разрешал нам звонить прямо из офиса, организовывая выступления и работая с новым менеджментом. Мы не смогли бы оплачивать из своего кармана все эти трансатлантические телефонные переговоры, так что мы на этом много сэкономили. Тогда мы еще не понимали, что нас взяли для издевательств, — и это тоже заслуга Джерри Гринберга! Сейчас я думаю, что Sony, наверное, использовали WTG в комбинации для снижения налоговых выплат, потому что эти гребаные администраторы делали, казалось, все возможное, чтобы гарантировать, что WTG в результате работы с Motorhead принесёт им одни убытки. Но давайте посмотрим правде в глаза, есть ли фирмы грамзаписи, руководимые не командой идиотов? Вот, например, когда мы работали на Sony, компакт диски выпускались в длинных коробках. Разгорались целые битвы по поводу этих коробок, ведь это была одна из самых неудобных форм упаковки, и были люди на Sony, которых увольняли с работы, потому что они доказывали непрактичность такой долбаной упаковки! Один этот факт говорит об извращенности этой индустрии. К черту — можете называть меня старомодным, но я всегда предпочитал виниловые пластинки компакт-дискам.
Но чёрт с ними, глупостями компании грамзаписи (и китайскими поздними завтраками). Мой переезд в Лос-Анджелес взбаламутил публику. Вокруг нас разгорелась настоящая шумиха, когда мы подписали контракт с WTG и когда я переехал сюда. Я попал на обложку журнала «BAM», и меня буквально завалили приглашениями. Было приятно вновь на какое-то время оказаться в центре внимания. И мы постарались соответствовать этому вниманию (совсем недолгому, как оказалось), записав одну из лучших наших пластинок.
Но прежде, чем мы успели войти в студию, против нашей воли в свет была выпущена одна пластинка. Наш бывший менеджер Дуг Смит выпустил концертную запись вечера десятилетия группы. Еще в 1986 году мы сказали Дугласу, что видеозаписи того шоу будет вполне достаточно и не стоит выпускать альбом, и все это время он не предпринимал никаких действий. Однако, стоило оказаться от него подальше, как он начал своевольничать. Конечно, это было чистым стремлением заработать деньги. И мы подали иск в суд, чтобы запретить ему делать это (в Англии этим вопросом занимался Вёрзел, поскольку я уже жил в Штатах), и какое-то время Дугласа это сдерживало. Но в конце концов мы сдались; это отнимало слишком много времени. И, кроме того, как я уже сказал, мы работали над новой пластинкой, так что дел было по горло.
Конечно, работать с Motorhead всегда было не просто. Сразу же возникли проблемы с первым продюсером альбома, Эдом Стасиумом (Ed Stasium). Мы уже записали с ним четыре песни, прежде чем решили, что он должен уйти. Понимаете ли, он превысил свои полномочия. Однажды мы прослушивали микс песни «Going to Brazil», и я сказал: «А ну-ка, дай погромче вот эти четыре дорожки». Что он и сделал — а там оказались партии этих гребаных клавишных и тамбуринов. Он без нас записал весь этот мусор и добавил в микс. Разумеется, он не стал бы делать это в наше присутствие! Это было очень странно, и нам пришлось его уволить. После этого мы пригласили Пита Солли (Pete Solley), который оказался великолепным продюсером.
Некоторые песни на альбоме «1916» — «Love Me Forever» и «1916», например, — были очень нетипичны для нас. Не то, чтобы мы пытались измениться — мы уже были другие. Всё начало меняться, когда я переехал жить в Штаты, и это отразилось в музыке. Но очень многое в «1916» было тем, что ожидали от нас наши поклонники, только ещё лучше. Взять хотя бы «I'm So Bad» — это громкая рок-н-ролльная песня с абсурдным текстом, самый типичный Motorhead. Очень странно, но из-за неё какая-то женщина из журнала Melody Maker объявила меня женоненавистником! Не понимаю, почему она так решила. «Я занимаюсь любовью с горными львами/Сплю на раскалённых докрасна рабских клеймах/Когда я иду, мостовая трясется/Постель — клубок гремучих змей»: кто-нибудь объяснит мне, где здесь призыв к угнетению женщин?! Ещё на диске есть моё обычное пристрастие к Чаку Берри в песне «Going to Brazil». «Ramones», самую быструю (и самую короткую) песню на альбоме, мы сначала играли в медленном темпе. А потом я как-то сказал: «Давайте-ка сыграем побыстрее», и песня зазвучала как натуральные Ramones, вот как все получилось. И хотя в песне «Angel City» рассказывалось о жизни в Лос-Анджелесе, я написал текст еще до переезда. «Я собираюсь обосноваться в Лос-Анджелесе/ И пьянствовать дни напролёт,/ Лежа у бассейна, за счет фирмы грамзаписи»: на самом деле, это не слишком далеко от правды! «Я собираюсь надирать задницы/ Плевком разбивать окна/ И перебить все ваши фонари»: я давился от смеха, сочиняя эти строки. Просто гоготал в одиночестве. И в этой песне мы записали саксофон — что-то новенькое для нас.
Но что по-настоящему удивило людей (в положительном смысле, спешу добавить), так это ряд других треков. Песни «Nightmare/The Dreamtime» и «1916» были сделаны на основе клавишных, что было очень нетипично для Motorhead — как и для любой другой тяжелой группы в 1990. В песне «1916» также звучит виолончель и ни одной гитарной партии. Сначала я написал слова. В песне рассказывается о сражении на реке Сомма во время Первой Мировой Войны, но люди подходили ко мне и спрашивали: «Это песня об ирландском восстании?», потому что оно тоже произошло в 1916 (у ирландцев много песен о 1916 годе, о грандиозной резне в почтовом министерстве и тому подобном). Как-то в Англии я смотрел передачу о Первой Мировой Войне, и меня глубоко поразил рассказ о битве на реке Сомма. Девятнадцать тысяч англичан были убиты за одно утро, за три часа погибло целое поколение, — только вдумайтесь в это! Это был настоящий ужас — в трех или четырех городах в северном Ланкашире и Южном Йоркшире не осталось ни одного здорового мужчины. И эти города до сих пор страдают от этого, потому что им так и не удалось восполнить численность населения. Такие городки, как Акрингтон (Accrington) в Ланкашире, полностью опустели. В той телепередаче пять стариков ветеранов вновь оказались на том поле битвы. И один из них, которому было почти девяносто лет, сказал: «Нам приказали идти, и запретили бежать, и мы пошли, и все ребята вокруг меня попадали. Я подумал, что, может быть, поступил такой приказ с тыла, а я не слышал. А потом понял, что все они мертвы». В тот раз англичане уложили больше своих, чем немцев. Гинденбург, который позднее стал вице канцлером Германии, сказал: «Они были львами, которых послали в бой ослы». И я сочинил об этом песню. Но у меня к ней неоднозначное отношение. Один парень написал мне, что поставил её своему деду, который участвовал в том сражении, и старик проплакал всю песню. Это большой комплимент, но я не уверен, что одобряю действия этого парня. Однако, это поразительный случай; воспоминанием события такой давности вызвать у кого-то такие чувства.
Мы были вполне довольны альбомом «1916». Оформление альбома, конечно, это отдельная тема, и к этому приложила свои грязные руки фирма грамзаписи. Всякий раз, когда такое случается, можно с полной уверенностью предсказать, что работа будет испорчена. Bronze в своё время проделали тоже самое с альбомом Overkill. Мы все собрались в зале заседаний, из которого предварительно были вынесены столы и установлен мольберт с подсветкой. Они сняли покрывало (этакое торжественное открытие памятника), и на картине оказался изображен мотоциклетный движок с торчащим из него торсом голой бабы. Красное на синем фоне. Что это было за убожество! И представитель компании изрек: «Обложка готова! Что скажете?». Я взял макет в руки и сказал: «Это ваш лучший вариант, не так ли?» и с этими словами выкинул эту карикатуру в окно. Думаю, до него дошло, что мне эта мазня не понравилась! Если вы посмотрите на обложку диска «Overkill», то заметите, что там нет никакого двигателя или голой бабы, а есть одна из классических работ художника Джо Петаньо (Joe Petagno). И вот у нас возникла почти такая же проблема с обложкой альбома «1916». Нам принесли пять отвратительных эскизов. Пришлось отослать все их обратно, под стоны, вздохи и брюзжание оформительского отдела лейбла — можно подумать, что мы работали с компанией девятилетних детей! В конечном итоге Sony впарили кому-то эту обложку, что нам было только на руку. И всё-таки, несмотря на все наши усилия, они сумели испортить кое-что — на обложке «1916» вы найдете все европейские флаги, кроме флага Франции. При том, что в заглавной песне рассказывается о сражении на территории Франции! Что тут еще скажешь? И, несмотря на это, я считаю эту обложку одной из наших лучших обложек, а альбом одним из лучших наших альбомов.
Хотя «1916» вышел только в начале 1991, первый сингл, «One to Sing the Blues», вышел за несколько недель до выхода самого альбома — как раз в мой день рождения, (это убойнейшая песня, — наверное, мы на днях включим её в сет-лист). В феврале мы поехали, как всегда, на гастроли и неоднократно выступили по телевидению и радио. В начале британского турне у Фила Тэйлора умерла мать. У ней был рак, и мы отправили его домой повидаться с ней. Ему удалось провести с ней некоторое время перед её концом. Мы все любили маму Тэйлора и ее смерть очень надломила Фила. Не знаю, решил ли он бросить музыку из-за ее кончины, — наверное, нет — но это, несомненно, повлияло на него.
В Англии концерты открывала группа The Almighty и американские девчонки, The Cycle Sluts, которые также проехались с нами по Европе. Это была потрясающая группа! В них была новизна, и их тексты были очень забавны. Наверное, они просто прикалывались и пользовались возможностью проехаться по всему миру. Милые девчонки, я с удовольствием общался с ними. И все европейское турне я ухлестывал за одной из них, но так и не добился взаимности. Типичный случай.
Это турне было омрачено лишь парой неприятностей. Пока мы играли в Англии, я заработал себе так называемый «желудочный грипп», и нам пришлось перенести четыре концерта. Я паршиво себя чувствовал и четыре дня провалялся в отеле, и постоянно блевал. Всё началось в одно мгновение. Мы ехали в автобусе, я прекрасно себя чувствовал, а в следующий миг уже блевал из окна и орал, — «Остановите автобус!» (эти вирусные инфекции становятся всё более опасными, потому что каждые пять лет вирус мутирует, и когда-нибудь один из них угробит полпланеты).
Ещё одна неприятность касалась другого смертельного вируса, известного, как наша фирма грамзаписи. Они отправили с нами на гастроли в Германию съемочную группу, которая пять дней снимала видео «Everything Louder Than Everything Else», а потом фирма попыталась впарить нам счет на 9000 долларов! Конечно, мы его не оплатили, а через два года с ними распрощались, так что им пришлось пережить это — обломайтесь, ребятки, назад в окопы! Деньги на ветер, не так ли?
В целом, на альбоме «1916» песни очень неплохие. На концертах мы ставили в сторонке синтезатор. Какое-то время Фил Кампбелл играл на нём «Angel City», но это ему очень не нравилось и вскоре мы освободили его от этой обязанности. Все эти дудки получались в ущерб гитарам. Чтобы играть одновременно и на клавишных, и на гитаре, Фил должен был быть осьминогом, — он, конечно, похож на амфибию, но уж точно не осьминог! Так что на концертах на клавишных играл наш гитарный роуди Джеми, пока мы постепенно вообще не отказались от этого инструмента. Песню «1916» мы никогда не играли вживую; это сомнительная затея, потому что такая песня требует тишины, а с нашими зрителями этого не добьешься. Неоднозначный приём публики, с которым нам пришлось столкнуться в Англии, не имел никакого отношения к музыке — похоже, часть наших английских поклонников немного расстроилась из-за того, что я перебрался в Штаты. Будто я дезертировал и бросил их, что-то типа этого. Поскольку половина группы — Вёрзел и Фил Кампбелл — все еще жили в Англии, фаны не могли очень уж ненавидеть нас, но и не сгорали от любви. (Филти также собрался со мной в Штаты, но что-то было не в порядке с визой, и его выслали из страны! Очередной облом в стиле Motorhead.) Публика не знала, как к нам относиться. Главная неприятность состояла в том, что мы играли по полупустым залам, так что на следующие пять лет все английские промоутеры перестали приглашать нас куда-либо, кроме Лондона. Англия была единственной страной во всей Европе, — да фактически во всем мире! — которая не могла гарантировать прибыль с наших концертов. А мы, конечно же, не могли позволить себе вкладывать свои личные деньги. Чтобы провести тур по родной стране, нам пришлось бы выложить 100 000 фунтов стерлингов! Конечно, у меня не было такой суммы, а если бы и была, то я потратил бы эти деньги на что-то другое. В 1997 нам наконец-то удалось провести турне по Англии, и я удовольствием отметил для себя, что мы везде выступаем с аншлагами.
В мае, прежде чем отправиться на гастроли в Японию, мы выступили на шоу Дэвида Леттермана (David Letterman Show). Впрочем, там появились только я и Фил Кампбелл; Вёрзел отказался в этом участвовать, и уж не помню, где тогда был Фил Тэйлор. Так или иначе, им нужны были только двое из нас, потому что мы должны были играть с их группой. Мы там сыграли песню не со своей новой пластинки, а версию «Let It Rock» Чака Берри. До этого мы никогда не встречались с Дэвидом Леттерманом. Он переврал название нашего альбома, заявив, что наша новая работа называется «Motorhead»! Но мы частенько сталкивались с Полом Шаффером (Paul Schaffer), лидером группы — он был известной фигурой. В целом, участие в шоу Дэвида Леттермана ничего не дало нам. Они делали мне замечания — «Извини, но здесь курить нельзя». «А что такое?». «Это затуманит сцену перед камерами». Идиотская отмазка, не находите?
Ко времени нашей поездки в Японию у нас снова сменился менеджер. Филу Карсону предложили работу на Victor Records, и я не могу винить его в том, что он согласился. Так что нами занялась Шэрон Осборн (Sharon Osboume) — жена Оззи — но ее хватило всего на несколько недель. Я просил ее стать нашим постоянным менеджером, зная, как великолепно она работает, но она не была в этом заинтересована. Это не привело ни к чему хорошему. Наша поездка в Японию породила большие проблемы. Мы хотели взять с собой своего гастрольного менеджера, потому что он знал нас, но она настояла на своей кандидатуре, парне по имени Алан Перман (Alan Perman) (Он уже умер. Конечно, не мы убили его — хотя я бы не отказался). Алан испортил наши отношения с Шэрон. Он утверждал, что мы громили гостиничные номера и все такое, чего не было на самом деле. Он отдал все деньги на текущие расходы Филу Кампбеллу, что с его стороны было полнейшим идиотизмом. Вот уж самый «настоящий» гастрольный менеджер. А потом он решил прикрыть свою задницу, заявив, что ему пришлось оплатить ущерб от нашего дебоша в отеле. Мы же не делали ничего подобного. Конечно, мы далеко не ангелы, но как раз тогда мы были сама невинность! (как и в остальных 3426 случаях!) Это была невероятная клевета! А по возвращении в Америку он в Лос-Анджелесе заселил всю команду в отель «Хайат», пришел в гостиничный номер нашего постоянного гастрольного менеджера Хоббса, отдал ему 300 баксов и уехал. И что Хоббс должен был делать с этими 300-ми баксов и шестью человеками в «Хайате»? А самой группе не выдали ни цента.
Всё это было очень скверно, и, к сожалению, Шэрон поверила в ложь Алана и решила, что во всем виноваты мы! Как только мы вернулись в Штаты, всё было уже решено. Приговор был вынесен и обжалованию не подлежал. Шэрон отказалась от нас за три дня до начала нашего американского тура, и все из-за Алана — он был ее любимчиком и она держалась за него. И Sony тоже заразились скандалом и паниковали: «Мы больше не пошлем вас в Японию!». Боже мой, они были готовы поверить кому угодно, даже этому козлу менеджеру, но только не нам. Мы даже попросили местного представителя Sony в Японии, чтобы тот позвонил им и рассказал правду, но они не поверили и ему. В конце года какой-то японец пришел на наш концерт в Irvine Meadows и рассказал представителям фирмы, какие мы замечательные ребята, но все было напрасно! Вот как нам тогда доверяли. У нас незаслуженная репутация плохих ребят, да еще и непрофессионалов. Да и зачем мне нужно было громить гостиничный номер? С таким же успехом я мог бы разгромить свою собственную квартиру, — дешевле вышло бы!
Во всяком случае, между фиаско в Японии и туром по Америке, которое прошло куда лучше даже без менеджмента — мы во второй раз, и, наверное, в последний, поехали в Австралию. Это была катастрофа. На одном из концертов мне пришлось уйти со сцены, потому что некоторые подростки снова плевали в меня. Я не люблю, когда в меня плюют (а кто любит? Даже панк-группам в 70-х это не нравилось!). Можете называть меня старомодным, если вам так хочется, но я не потерплю такого обращения. Я сказал им то, что всегда говорю публике в подобных случаях: «Если вы не прекратите плевать, я уйду и не вернусь. Так что если видите, как кто-то делает это, всыпьте ему по первое число, потому что своим поведением он сорвет концерт». Обычно это помогает, но на Золотом побережье мои доводы были бесполезны. Стыдно, потому что я не люблю уходить со сцены, но, черт возьми, я не собираюсь быть оплеванным! Кстати говоря, я не потерплю такое еще и потому, что как-то раз Джо Страммеру (Joe Strummer) из Clash один из этих придурков попал плевком прямо в рот! Мало того, что это мерзко, в результате он заболел гепатитом. Мило, не правда ли? Это не для меня!
Во всяком случае, Sony организовали замечательное турне «Операция Рок-н-Ролл». Для проведения этих гастролей с различных филиалов Sony было приглашено пять тяжелых групп. Состав исполнителей был такой — Alice Cooper, Judas Priest, мы, Metal Church и Dangerous Toys. Мы замечательно тусовались с Metal Church и Dangerous Toys. Элиса было не видать (он, в основном, сидел в своем автобусе и смотрел японские ужастики), так же, как и парней из Judas Priest, но с другими ребятами я сталкивался постоянно. Как правило, в стрип-клубе. В какой бы город мы не приезжали, мы шли в местный стрип-клуб, а они уже торчали там. В настоящее время я единственный музыкант в нашей группе, который выходит в свет — остальные стали целомудренными гражданами (Ну ладно, ладно, Фила Кампбелла из них можно исключить).
Турне было широко разрекламировано фирмой. Сначала нам пришлось не сладко, так как у нас не было менеджера, но Хоббс прекрасно справился с этим. Лесли Холли (Leslie Holly) из WTG также протянул нам руку помощи, и я всегда буду благодарен им обоим. Также, как и дорожникам других групп, — они заканчивали обедать первыми и бескорыстно помогали нам! Очень любезно с их стороны. Мы были лучшими почти на всех концертах того тура, хотите — верьте, хотите — нет. Разыщите любую из рецензий тура и сами убедитесь. Газета LA Times, например, назвала нас «острой горчицей в мягком шумовом сэндвиче». Мне такой эпитет показался странным, но понравился! Нас, а не Элиса и Judas Priest, снимали для местных газет. И если нам по каким-либо причинам приходилось пропускать концерты, как вы думаете, кто от этого проигрывал? Если вы дочитали до этого места, думаю, что вы знаете ответ. Если честно, то мы стоили больше, чем нам платили. Metal Church также пропустили несколько концертов. Dangerous Toys не пропускали концерты, потому что в то время были фаворитами у Sony. У вокалиста были рыжие волосы, и он пел фальцетом, как Аксель Роуз (Axl Rose), так что вы понимаете их мотивы. В общей сложности мы пропустили шесть или семь концертов. Из Северной Каролины, где мы были вычеркнуты из программы вечера, мы вместе с Metal Church поехали в Южную Каролину и сами отыграли концерт. Все дело в том, что некому было бороться за нас, так как у нас не было менеджера. Если бы у нас был наш сегодняшний менеджер, поверьте, мы не пропустили бы ни одного гребаного концерта того тура!
Что удивительно, мы не играли последние четыре концерта не по вине Sony! За кулисами в Бостоне в результате несчастного случая я сломал себе ребра. Там была одна девчонка, и мы, знаете ли, воспылали страстью друг к другу. «Не хочешь еще выпить?» — спросил я, и она согласилась. Так что я потянулся за бутылкой, упал на аппаратуру и сломал два ребра. Я лечился всего лишь неделю, но концовку тура пришлось пропустить.
Во время турне «Операция Рок-н-Ролл» мы, наконец, нашли очередного менеджера — Дуга Банкера (Doug Banker). Он работал с Тэдом Найджентом (Ted Nugent), а ещё создал какую-то игровую систему, которую запретили в Лас-Вегасе. И вот он подошел к нам на одном из концертов, и мы решили поработать с ним. Когда он взялся за дело, он прекрасно зарекомендовал себя, но потом наши дела стали идти хуже. Я думаю, что отчасти так получилось, потому что он жил в Детройте, а нам нужен был кто-то под рукой, а не на другом конце континента. К тому же он все еще работал на Тэда Найджента. Не знаю, как уж там было на самом деле, но он не занимался нами в полную силу, а когда имеешь дело с Motorhead, ты должен отдаваться работе без остатка. Либо все, либо ничего. Этот бизнес является для нас тяжелой работой и нам нужен человек, готовый биться за дело на все сто. Не думаю, что Дуг Банкер до конца понимал и то, что ему придется разгребать все дерьмо, связанное с фирмой грамзаписи, отбиваться от незаслуженных обвинений в наш адрес и т. д. Я согласен, что с нами очень непросто работать, но прошло несколько месяцев, прежде чем Дуг и мы поняли всю недолговечность наших отношений.
Несколько месяцев после турне «Операция Рок-н-Ролл» наши дела, как ни странно, шли в гору, — а ведь Моторхэду не везло целое десятилетие! Мы получили массу восторженных рецензий, у нас был новый менеджмент, который на тот момент нас полностью устраивал, а сам альбом «1916» был номинирован на Грэмми (Grammy). Честно говоря, я искренне удивился, когда мне сказали об этом. (Если бы я знал, каким разочарованием обернется эта церемония, то, наверное, просто послал бы их всех куда подальше!) Я начал зарабатывать какие-то деньги, спустя больше четверти века в музыкальном бизнесе. И все благодаря альбому Оззи Осборна «No More Tears». Эта пластинка разошлась многомиллионным тиражом, а я написал тексты к четырем песням (с тех пор я написал для него еще несколько и пара из них появилась на диске «Ozzmosis»). Я выполнил эту работу без особого труда — Шэрон позвонила мне, и сказала: «Я дам тебе энную сумму денег, а ты напишешь несколько песен для Оззи», на что я ответил: «Отлично — ручка найдется?». Я написал шесть или семь вариантов, и в итоге он использовал четыре текста для песен «Desire», «I Don't Want to Change the World», «Hellraiser» и «Mama I'm Coming Home». На четырех песнях для Оззи я заработал больше, чем за пятнадцать лет работы в Motorhead — смешно, не правда ли? Хочу заметить, что я готов продолжить писать песни для любых заинтересованных лиц. По весьма разумным расценкам — хоть за ипотеку на вашего первого ребенка!
К началу 1992 мы начали работу над песнями для следующего альбома Motorhead, который известен, как «March or Die». Церемония награждения Грэмми состоялась как раз в это время. Дуг Банкер и его жена пришли на это награждение вместе со мной. Его жена сидела между ним и мной, но, когда объявлялись кандидаты в номинации «Лучший альбом heavy metal», он тут же пересел, на всякий случай, чтобы попасть в объектив камеры. Я давился от смеха! Победила в тот вечер, конечно, Metallica, — они продали около четырех миллионов альбомов, а мы 30 000 с горем пополам, так что они были вне конкуренции. Но сам факт номинации был приятен. Словно мы получили от музыкального бизнеса гребаную медаль за выслугу лет. Но вот сотрудничество с Sony доставило нам только головную боль (я сказал бы и по-другому, так что пусть радуются). «1916» по оценке критиков, стал нашей самой успешной работой, что называется — попал в струю, — он получил высокие оценки в журналах «Rolling Stone», и «Entertainment Weekly» (между прочим, женщина, которая помогла мне написать эту книгу, была автором рецензии в «Entertainment Weekly» — но это произошло задолго до нашей встречи!). Так что, в этом отношении мы добились успеха. И на гастролях нам улыбалась удача — мы всем надрали задницу — нашим зрителям, дорожникам, промоутерам, менеджерам (и самим себе!). Нам не удалось воодушевить только нашу компанию грамзаписи! Мы рассчитывали поправить дело альбомом «March or Die»… Ха! Наивные мечтатели!
Когда мы готовились к записи «March or Die», появились и стали всё очевиднее и другие проблемы. И самой большой из них был Фил Тэйлор — когда в 1987 он вернулся в группу, поначалу все было замечательно, но со временем становилось всё хуже и хуже. Довольно долго мы пытались убедить сами себя, что с Филом все в порядке, но это было не так. Он ушел в 84, потому что боготворил Thin Lizzy, и считал, что вполне может сделать себе карьеру вместе с Роббо. Он начал пренебрегать Моторхэдом. К тому времени, как он вернулся, мы стали лучше, при неизменности концепции Motorhead. А вот его игра на барабанах изменилась не в лучшую сторону. «Eat the Rich» явно не был хорошо сыгран, что касается барабанов. После «Orgasmatron» барабаны в «Rock 'n' Roll» были довольно слабы. Он мог начать играть в одном темпе, а заканчивал в другом. Это никуда не годилось, потому что на концертах мы никогда не знали, что от него можно ожидать. И поговорить с ним было просто нереально, потому что он сразу же начинал психовать. Однажды Фил Кампбелл сказал ему: «Сегодня вечером ты играл, как п…», и он в ответ разошелся не на шутку — но, конечно, Филти всегда больше вредил сам себе, когда начинал кипятиться. Он и вне сцены был способен на всякое. Как-то раз он попробовал вылезти из своего гостиничного номера прямо на улицу через зеркало в ванной комнате, приняв его за окно. Он позвонил мне и заявил: «Пора на саундчек, а я не могу выбраться из номера!» и это было в пять часов утра! Тоже мне нашел время, потому что я как раз собирался забраться на женщину. Так что, как вы понимаете, меня это взбесило. Но я сказал девчонке: «Подожди меня, я скоро», и пошел вниз. Конечно, замок в его двери заклинило, и поскольку мы вдвоем пытались взломать ее — я с коридора, а Фил изнутри, — у меня за спиной появился охранник с огромным пистолетом. Я был в одних трусах и кимоно, а коп поставил меня лицом к стене и начал усердно ощупывать! Потом он начал задавать мне вопросы, вроде: «А насколько тот тип опасен?».
- О да, да, — сказал я. — Он очень опасен, — но больше для самого себя. Так что можно не беспокоиться.
Потом полицейский захотел узнать: «А он вооружен?».
— О, он может использовать всё, — мебель, стены. Все что угодно.
Полицейским так и не удалось попасть в номер через дверь, так что они залезли через окно, а дверь раздолбали перфоратором. Фил сидел там, весь в царапинах и синяках после попыток вылезти через зеркало в ванной. Разве он не видел в зеркале, как похожий на него тип ломится с противоположной стороны?
Таких случаев было много. Возможно, мы бы с этим смирились, но то, что он сбивался с ритма, было уже чересчур. Он окончательно испортился, — работая над альбомом «1916», нам пришлось заставить его играть под метроном во время записи «Goin' to Brazil»! Потом он должен был встретиться с Вёрзелом и Филом Кампбеллом в Лондоне для того, чтобы отрепетировать песни для «March or Die» (в тот момент я был в Лос-Анджелесе и бешено писал тексты), и это был кошмар. Они играли уже полчаса и Фил Кампбелл повернулся к Филу Тэйлору и сказал: «Ты что, не знаешь свои партии?».
— Не знаю, — ответил он.
— Как так? Мы отрабатывали эти вещи дома, я и Вёрзел, — а ты почему не разучил их?
— На Рождество у меня сломался плэйер.
Как вам такое оправдание? И это произошло через несколько недель после отпуска! Это никуда не годилось, а в марте, когда мы играли на концерте памяти Ренди Роудса в зале Irvine Meadows, стало еще хуже. К тому времени мы поняли, что придется его уволить; мы начали записывать новый альбом, и у нас ничего не получалось. Но, несмотря на то, что это было необходимо, мне всегда будет не по себе от того, как я его уволил — я сказал ему об этом по телефону, и это было неправильно. Нельзя было так делать, но я не смог бы сказать это ему в глаза. За последние два года мы трижды предупреждали его, и Фил уже достаточно давно играл в группе, чтобы знать, в чём он облажался. Но похоже, что он не волновался на сей счет, и в конце концов ему пришлось уйти. Почти на всех песнях «March or Die» сыграл Томми Олдридж (Tommy Aldridge), кроме «Ain't No Nice Guy», на которой сыграл Фил, и «Hellraiser», на которой стучал наш новый барабанщик, Микки Ди (Mikkey Dee).
Я много лет знал Микки. Motorhead гастролировал с Mercyful Fate, когда в нашей группе еще играл Брайан Робертсон, а швед Микки был барабанщиком Mercyful. Однажды я уже просил его присоединиться к группе, когда у нас был Пит Гилл, но он тогда начал работать в Dokken, так что не мог сделать этого. На сей раз я прижал его в углу в баре «Rainbow» — в то время он жил в Лос-Анджелесе и был свободен. И мы позвали его на прослушивание. Первой песней, которую сыграл с нами Микки, была «Hellraiser», и он сразу показал себя с самой лучшей стороны. Было ясно, что у нас всё получится. Мы записали с ним в студии две песни — «Hellraiser» и «Hell on Earth» (один из замечательных и незамеченных треков Motorhead) — а потом немедленно отправились в турне с Оззи. Эти гастроли стали настоящим испытанием для Микки, он очень боялся, но отработал чудесно. Это было забавно, учитывая, что остальная часть группы сомневалась в нем. В конце концов, у Микки были длинные белокурые волосы, он был красавец и знал это. Посыпались глумливые комментарии насчет «стильных причесок», и все это дерьмо о милашках глэм-рокерах. Но стоило Микки отыграть всего одно шоу, и все заткнулись. Раз! — и ни слова больше! Все были просто ошарашены, а я смеялся и говорил: «Ну, что? Кто тут еще час назад трепался о сосунках глемстерах?». Микки, надо сказать, лучший барабанщик, с которым мне приходилось играть (я также хочу добавить, что Фил Тэйлор в свое время тоже был превосходен).
Кроме барабанного таланта и шикарных белокурых волос, у Микки удивительный характер. Он еще более самонадеянный тип, чем я, и это говорит о многом! Но он с юмором относится к самому себе, что весьма ценно — я хочу сказать, что в противном случае он был бы невыносим. Он бывает такой прикольный, что смешит меня до судорог. Никогда не забываясь, он может пускать пыль в глаза девчонкам, а потом встретится со мной глазами, и мы оба начинаем смеяться. Тем не менее, порой он теряет контроль над ситуацией. Как-то раз мы каким-то образом оказались в плавучем борделе во Франции, — там много таких публичных домов на воде. Микки, Фил, парочка роуди и я оказались там, потому что, по большому счету, там больше не было никаких развлечений, и мы приняли это заведение за стрип-бар, что во Франции почти одно и то же. Из спиртного у них было одно шампанское, которого я не пил, в отличие от остальных ребят. В конце ночи нам предъявили счет где-то на 200 000 гребаных франков! Микки начал размахивать руками и орать с жутким шведским акцентов, который прорезается у него, когда он злится: «Черт возьми, я не собираюсь платить!». Они тут же вызвали полицию, а французские полицейские ненавидят англичан даже больше, чем всех остальных французов. И вот в бордель нагрянули вооруженные копы из отдела по борьбе с беспорядками, и Микки орал: «Зачем вы приперлись? Это долбаный бордель! Вы, мать вашу, с ними заодно! Французские раздолбаи!» и так далее. Один из копов достал пистолет, а Микки стал рвать на себе рубашку: «Ну, давай! Стреляй в меня!». А мы все время твердили ему: «Перестань, приятель, потому что он тебя пристрелит. Он же хочет этого!». Наконец нам удалось оттащить его. Он пинал полицейскую машину, а копы стояли у него за спиной, но всё обошлось — наверно, не хотели связываться с таким психом. То шампанское, видимо, было плохого качества, потому что после четырех бутылок Микки обычно лишь слегка косеет.
Вообще с Микки у нас не бывает никаких неприятностей. Он полноправный музыкант группы — не то, что Брайан Робертсон, старавшийся выглядеть приглашенной звездой — и он хочет участвовать во всех делах коллектива, что очень ценно. Иногда, правда, он вваливается в автобус посреди ночи, когда все остальные спят, и врубает стерео на полную катушку. Я и Фил обычно спим как можно дальше от «кают-компании»! Но плюсы от наличия Микки в группе перевешивают этот небольшой минус.
Так или иначе, мне придётся сделать небольшое отступление и рассказать о создании альбома «March or Die», потому что в то время произошло достаточно много событий, помимо смены барабанщиков. Во-первых, Лос-Анджелес лихорадило после приговора по делу Родни Кинга[28](Rodney King). Мы были в студии Music Grinder, которая находится в восточной части Голливуда — прямо на Голливудском Бульваре — и работали над песней «Hellraiser». Я записал свои вокальные партии и вышел в холл, где на экране телевизора показывали кадры пылающего дома. В окно я видел этот самый дом на противоположной стороне улицы! Горел соседний дом! Все было охвачено пламенем, вокруг бегали люди — полный разгром! Микки увидел эту картину и заорал: «Моя машина! Я оставил её на улице!». И подошёл техник студии со словами: «Сегодня у нас сокращённый рабочий день, ребята». Можно сказать, что нас совершенно не волновало историческое значение этого случая. Мы поехали домой, — как оказалось, на четыре дня в городе был установлен комендантский час — и мы ехали словно через зону боевых действий. Потом я узнал, что мятежники добрались до Beverly Center, но не дошли до Beverly Hills, куда, по моему разумению, следовало направиться для расправы с богатеями. Ну, вы понимаете — смерть аристократам! И все такое. Но нет — они нападали друг на друга, что я расценил, как совершенную глупость. Чернокожие лупили корейцев; и с какой стати, позвольте спросить? Меня лично не раздражают корейцы в своих лавках — ведь можно ходить в другие магазины, не так ли? И делать все свои дела в других местах! А потом они жгли магазины и в своих кварталах; очень умно, не так ли? Ко всему прочему, все эти события были засняты новостными телеканалами и полицейскими в вертолетах, а эти дурни делали ручкой в камеры и заявляли: «Привет! А я тут мародерствую!». Я так понимаю, что правило номер один любого вора — «не попадись на краже», не так ли? Эта публика хотела попасть в СМИ даже ценой собственной свободы. Ну не кретины? В тюрьме им самое место, если вы спросите меня!
У нас также появился новый менеджер, Тодд Сингерман (Todd Singerman). В случае с Motorhead это событие имело историческое значение. Я уже не помню, как мы познакомились, но однажды Тодд появился у меня дома. Он не отстал от меня, пока я не разрешил ему вести наши дела. Я даже не знаю, каким образом он связался с Motorhead, потому что до этого он никогда не слышал о нас. «Я хочу быть вашим менеджером», — сказал он мне, на что я ответил: «Но у тебя нет никакого опыта». «Не волнуйся, — сказал он, — Я работал на конгрессмена». Он был одержим этой идеей! Серьезно; он доставал меня каждый божий день, звонил в дверь: «Привет, это Тодд!», а я отвечал: «О, черт!». Но он возил меня всюду на машине, таскал по вечеринкам и тусовкам — понимаете, демонстрировал свои деловые качества. В итоге он уломал меня. Дуг Банкер не справлялся и я понимал, что нам нужен другой парень, так что сказал остальным музыкантам группы: «Поймите, нам необходим новый менеджер», и они охотно согласились, потому что поддерживали мою идею избавления от Дуга Банкера. Я сказал им: «У меня есть парень по имени Тодд Сингерман. Это подходящая кандидатура». Вёрзел отнесся к нему с подозрением; после Дуга Смита он не доверял никому. Жизнь иногда доводит до такого, понимаете ли. Но Тодд приходил и упрямо добивался своего. Ему с большим трудом удалось это, и теперь, получив работу, ему приходится ещё трудней! Всякий раз, когда он начинает жаловаться, я просто говорю: «Пойми, старик, ты сам, мать твою, вызвался. Так что деваться некуда!». И он прекрасно справляется со своими обязанностями. По своей натуре Тодд — борец, именно такой человек нам и нужен. И к тому же он настойчив, — я это сразу понял!
В самый разгар этих событий и был записан альбом «March or Die». Мы вновь пригласили Пита Солли, но, как часто случается с нашими продюсерами, во второй раз он уже не был так хорош. Я думаю, что титульный трек альбома стал камнем преткновения, потому что у него была своя версия «March or Die». Я хотел кое-что исправить, но он отказался мне помогать. Он просто сидел в студии, задрав ноги на стол, а всю работу выполнял инженер. Мне это, конечно, не нравилось. Вот почему песня «March or Die» не получилась такой, какой мы её задумывали. Это должна была быть грандиозная вещь, и у меня есть пара версий этой песни на пленке, которые куда лучше альбомной версии. На альбоме есть и другие замечательные песни, например «Stand» и «You Better Run». Фирма грамзаписи захотела, чтобы мы записали какую-нибудь классическую кавер-версию, и именно Фил Кампбелл, насколько я помню, предложил песню Тэда Найджента «Cat Scratch Fever». Если честно, то наша версия лучше, чем у Найджента — у него получилось как-то неубедительно. У нас вышла такая хлесткая песня — конечно, никто не помнит нашу версию. В целом, я считаю «March or Die» недооцененным альбомом. Вы, наверное, думаете, что я буду обвинять в этом фирму грамзаписи? Вы правы, конечно!
Пока мы записывали эту пластинку, лейбл WTG доживал свои последние дни. Каждый раз, когда мы приходили в их офис, там было все меньше и меньше народа, и когда альбом наконец-то вышел, на фирме остались только Джерри Гринберг и Лесли Холли. Но самое удивительное событие произошло в наших отношениях с филиалом Sony, когда мы выпустили сингл на песню «Ain't No Nice Guy». Этот трек стал катализатором последующих событий: начнем с того, что это была замечательная песня, и так как это была баллада, она имела все шансы попасть на радио.
Я пригласил Оззи спеть со мной на этом треке. Сначала он хотел взять эту песню себе, но я не отдал (может быть, зря — тогда бы эту песню услышало гораздо больше народу), но я пригласил его спеть на ней. И Слеш (Slash) из Guns N' Roses записал гитарное соло; как-то раз он пришел, принял на грудь и записал пару гитарных треков. Мне нравится Слеш. Быть может, у Guns N' Roses скверная репутация, но он очень хороший, очень искренний парень. В общем, мы записали эту замечательную песню с участием двух самых известных музыкантов в тяжелом роке. Джерри на WTG знал, что это превосходная песня. И ничто не предвещало неприятностей, — пока наша компания грамзаписи не попыталась преднамеренно саботировать эту запись. А именно это они и сделали. Это был худший кошмар в истории группы.
«Ain't No Nice Guy» была несомненным потенциальным радио-хитом, и чтобы понять это, нам не нужно было спрашивать Sony или отдел маркетинга на Epic. Мы попросили их помочь протолкнуть песню на AOR (рок-радиостанции), но они не стали помогать нам. И еще заявили, мол, «мы разговаривали с AOR — они не станут крутить эту песню». Мы-то знали, что это наглая ложь, потому что этим вопросом занимался наш менеджмент. Один из наших людей, Роб Джонс (Rob Jones), и еще один парень, которого мы наняли, постоянно звонили на радиостанции. С их помощью за два месяца мы обзвонили восемьдесят две AOR станции. И все они сообщили, что Sony никак не способствовали раскрутке — они даже не слышали об этой песне, пока не позвонили мы! «Ain't No Nice Guy» попала на десятое место в радио-чартах, а Sony не сделали ни одного звонка, — представьте себе, что бы случилось, если бы они приложили минимум усилий! Напротив: на самом деле они попытались помешать трансляциям. Один из представителей лейбла, парень, работающий с радиостанциями, позвонил на радио в Канзас-Сити и сказал: «Я слышал, что вы крутите «Ain't No Nice Guy». Прекратите немедленно. Мы не предоставляли вам эту запись». Какая сволочь! У них есть хитовая песня, и они намеренно хоронят ее! Наш менеджер Тодд позвонил этому болвану и обматерил его.
— Я полтора года целовал тебя в задницу, чтобы заставить тебя выполнить свою работу, — сказал он этому тупице. — Я сделал все от меня зависящее, а ты палец о палец не ударил! Если сегодня вечером к десяти тридцати эта запись не вернется в ротацию, у меня есть друзья в Южном Централе, которые постараются сделать так, чтобы ты никому больше не гадил!
Конечно, через час песня снова звучала в эфире, но, не правда ли, это мерзко, когда такие типы провоцируют тебя на подобные меры? От таких людей никакого толку: если ты нянчишься с ними, они начинают думать, что ты слабовольный тип и садятся тебе на шею; если же ты негодяй, или, по крайней мере, говоришь с ними на одном языке, то тебя наверняка уволят, что, в конечном счете, и случилось с нами. Похоже, что эти зарвавшиеся чинуши способны реагировать только на жлобское поведение.
Так как мы не получили никакой помощи от компании по проталкиванию песни на радио (это еще мягко сказано!), то ничего удивительного, что они также не пускали нас на MTV. Мы попали на десятое место на рок-радио, и нам было нужно всего около 15 тысяч на съемку видео, но они не дали нам этих денег. Так что мы выложили из своего кармана примерно 8000 баксов и все сделали сами, — и спасибо Оззи и Слешу за съёмки в этом видео-ролике. Хотя видео получилось немного сумбурным, оно не было таким уж ужасным. Но MTV тянуло с показом, потому что Sony не давали своего разрешения целых три недели!
Давайте поговорим об еще одном нашем деле, к которому Sony не имело никакого отношения: мы попали на телешоу «Tonight Show» и были первой тяжелой группой, выступившей на этом шоу. И опять благодаря нашему менеджеру, который вместе с нашим независимым издателем Аннетт Минолфо (Annette Minolfo) использовали свои связи, чтобы нас пригласили туда. В день записи компания грамзаписи послала пару своих типов, чтобы следить за нами, но это не могло скрыть тот факт, что они никак не способствовали нашему приглашению. На самом деле они сказали нам, что этому выступлению не бывать!
Мне очень понравилось выступление на «Tonight Show». Джей Лено (Jay Leno) оказался настоящим джентльменом, куда более приятным типом, чем Дэвид Леттерман, которого мы так и не встретили во время съёмок его шоу. Джей пришел в гримерку за два часа до начала и спросил нас: «Вам больше ничего не нужно?». Он был не обязан этого делать. А во время репетиции началась обычная в таких случаях паника и всё те же идиотские требования: «Вам нельзя играть так громко! От этого начинают вибрировать камеры!», На что я ответил: «А как же тогда снимались все эти железнодорожные катастрофы?». Что за чушь. Ничто не может потревожить эти гребаные камеры! То же самое они врали на Би-Би-Си двадцать лет назад! Но само шоу было очень веселым. После того как мы отыграли первую песню, мне пришлось отдать пять баксов Брендфорду Марсалесу (Branford Marsalis), который тогда был лидером группы игравшей на «Tonight Show». Как-то ночью Тодд представил меня ему в одном голливудском клубе, когда он только начал работать с Джеем на «Tonight Show». Я сказал ему: «Устрой нам приглашение на это шоу», и он ответил: «Нет проблем». «Ха! Ставлю пять долларов, что ничего не выйдет». «О’кей», — сказал он, и в результате мы получили приглашение. Еще на то шоу был приглашен один парень, Нейл Патрик Харрис (Neil Patrick Harris), который играл в телесериале «Doogie Hawser» и характерная актриса Эди Макклур (Edie McClure) — замечательная девчонка. Я дурачился с Джеем и шутил с Эди, мы сыграли две песни, — это было очень хорошее шоу, — но не благодаря Sony!
За две недели до нашего появления на «Tonight Show» мы также отыграли три концерта на Западном побережье в рамках стадионного турне Metallica/ Guns N' Roses. Уж не знаю, как нам удалось вписаться в этот тур; наверное, с подачи Metallica. Они — единственная группа, которая отдаёт нам должное. Те три стадионных концерта прошли с успехом, особенно последние два. Нам предоставили всю аппаратуру на сцене и обращались с нами, как и подобает, с большим уважением.
Говоря об уважении, здесь самое место вернуться к нашим неприятностям с Sony, компании, которая совершенно не уважала нас. Я лишь могу сделать вывод, что Sony использовали WTG для уменьшения налоговых выплат, отсюда и их отношение к нам. Казалось, что, никак не помогая нам, они ещё и делали все возможное, чтобы помешать продажам наших альбомов, особенно «March or Die». Когда он вышел в свет, а на фирме остались только Джерри и его ассистент, мы поняли, что дни WTG сочтены, но полагали, что Sony подпишут нас на одну из своих дочерних фирм, скорей всего на Epic, потому что именно они занимались нашим маркетингом. Это обычная практика, и этому переводу должны были способствовать и номинация на Гремми, и замечательные рецензии, полученные нами за альбомы «1916» и «March or Die». Но нет, они уволили нас, и если честно, я считаю, что этим они сделали нам одолжение. Эти уроды на Sony — глупые, невежественные, чертовски высокомерные задницы. Это не было большой потерей, потому что я понимал всё задолго до нашего увольнения! Они полные профаны в музыке. Они продают миллионы записей, но они не станут заниматься вами, если только вы не Майкл Джексон или Мерайя Кери! Поверьте, Мерайя Кери ничего не добилась бы в этом бизнесе, не будь Томми Моттолы (Tommy Mottola)! Этот самый Моттола даже и не узнал бы меня на своей собственной долбаной вечеринке по случаю вручения награды Гремми. Да пошли они все! Они — самая глупая команда придурков, которую я когда-либо видел в своей жизни. Это точно.
Мы дали несколько хэдлайнерских концертов в Аргентине и Бразилии, а потом — прежде, чем решать проблемы с поиском новой компании грамзаписи — мы посетили съезд CMJ в Нью-Йорке. CMJ — это университетская музыкальная газета, и она ежегодно организует эти съезды. Разные организации устраивают подобные музыкальные конференции и я бывал на некоторых из них. Это странные мероприятия: на них можно увидеть команду младших сотрудников, хлопающих друг друга по спине и оставляющих приличные суммы в баре, и также там присутствует много молодежи, немногим отличающихся от простых фанов, которые только начинают свою карьеру в музыкальном бизнесе (бедняги!). И, конечно, чиновники лейблов приглашают своих артистов, рекламируя их. Я был там, но никто не выставлял меня напоказ, — все робели! Вёрзел и я на витрине — смешнее не придумаешь! Очень красочно. В этой компании оказалась и какая-то певица-металлистка, называющая себя «Великой Кэт» (Great Kat), впустую потратившая много чужого времени, на все лады расхваливая себя. Вёрзел тем временем мочился в бутылку под скатертью. Но запомнился мне тот вечер тем, что я и Вёрзел встретились с человеком, которым я восхищаюсь — с гитаристом Лесли Уэстом (Leslie West).
Лесли Уэст — замечательный парень, конченый маньяк с чертовским бешеным взглядом психопата. Я представил его Вёрзелу, и он уставился на Вёрзела и спросил: «Тебе твоё имя мамаша дала, или ты получил его позднее?».
Вёрзел, который немного оробел под безумным взглядом Лесли, ответил: «П-позже, в школе».
— Скажи мне правду, Вёрзел, ты употребляешь наркотики?
— Уп-потребляю.
— Тогда пошли.
Они отправились в мужской туалет и заперлись в кабинке, что совсем непросто, учитывая габариты Лесли. Уэст просыпал кокаин себе на ботинок и сказал: «Не пойми меня неправильно, Вёрзел, но тебе придется наклониться!». И Вёрзелу пришлось опуститься на корточки и занюхать кокаин прямо у него с ботинка!
Лесли Уэсту быстро надоело это сборище. «Не могу я больше здесь торчать, Лемми», сказал он мне. «Все эти люди — долбаные обыватели».
— Я знаю! — сказал я. — Я и сам уйду, чуть погодя.
— Ладно, я ухожу, — сказал он. — Жаль расставаться с тобой, Лемми, но мне пора. И он направился к своему автомобилю и уехал. Я не виню его. Все его рекорд-лейблы мало что сделали для него. Лесли очень талантливый парень, но «машина по производству хитов» игнорировала его много лет.
В общем, к концу года мы опять остались без фирмы, но это сыграло нам только на руку, если вы спросите меня. Наслушавшись столько лжи от руководства Sony, я, наконец, спросил одного из служащих компании: «Зачем вы все время врали нам?».
И вот что он ответил мне, цитирую: «Только так этот бизнес и работает».
Вот и представьте себе людей, говорящих такое! Как можно быть такими подлыми? Таких типов надо вешать за яйца на дереве и сжигать. Впрочем, за почти тридцать лет в музыкальном бизнесе я должен понимать это. Я всегда говорил, что хороший бизнес это воровство — и если твой день был удачный, значит чьи-то деньги перекочевали к тебе. Эти люди относятся к музыке исключительно как к товару, они продают музыку, словно бобы в банках. Большинство тех людей, которые проталкивают те или иные группы, никогда их не слышали. Они знают название и работают с ним. Похоже, никто больше не верит в музыку. Музыкальная индустрия развивается, убивая музыку. Различными способами они все пытаются угробить ее, но пока я жив, я не позволю им сделать это. Да пошли они. Они позорные, глупые, высокомерные ублюдки, которых, в отличие от меня, никто скоро и не вспомнит. К черту их. «Кто такие? Работали в Sony? Ха! Невелика честь!».
ГЛАВА ДВЕНАДЦАТАЯ. Мы — Motorhead (We are Motorhead)
Как вы можете догадаться, меня не опечалило расставание с Sony. Мы бывали и в худших ситуациях. Подобные вещи меня вообще не беспокоят, — надо просто продолжать двигаться вперёд, и все уладится само собой. Так было всегда. Нельзя поддаваться панике и унынию; надо верить в себя, и тогда обязательно найдутся люди, которые признают тебя заслуживающим внимания и ты достигнешь желаемого. Если ты ноешь о своих неудачах, кому ты нужен?
Так что после разрыва с Sony мы продолжали делать то же, что и всегда — выступали с концертами. Незадолго до того, как мы были уволены, мы отыграли примерно пять концертов с Оззи Осборном и Alice in Chains. Оззи проводил один из его так называемых «прощальных» туров — как будто он когда-нибудь действительно собирается на пенсию! Он бы, к чертям, сошёл с ума, если бы удалился на покой! Оззи — один из самых харизматичных исполнителей в мире; его дело — его сущность. Лишите его этого и он просто свихнётся. Если бы он мог видеть себя со стороны, как его видят другие, он бы никогда не заикался об отставке. Однажды, конечно, ему придётся остановиться, но только когда он не сможет больше ходить. В общем, мы отыграли только несколько из тех «прощальных» шоу и затем нас сняли с программы тура, потому что пришло время наших запланированных концертов с Guns N' Roses и Metallica. Выходить первыми не очень престижно, если честно, но с тех пор, как нам пришлось играть перед Alice in Chains, меня это не волнует.
Мы также сделали несколько записей. В фильме Клайва Баркера (Clive Barker) «Восставшие из Ада III: Ад на Земле» (Hellraiser III: Hell on Earth) есть пара наших песен — «Hellraiser» (наверное, не удивительно?) и «Hell on Earth», которые были записаны за один сеанс. В дополнение к этому мы записали «Born to Raise Hell», в которой я пел вместе с Айсом Ти (Ice T) и Витфилдом Крейном (Whitfield Crane), вокалистом группы Ugly Kid Joe (он хороший парень… теперь! Привет, Вит!). Последняя песня была записана в последние минуты нашего студийного времени, она звучит в финальных титрах фильма, но не попала на саундтрек-альбом. Мы даже сняли клип для «Hellraiser», но Sony, конечно, не финансировала его — несомненно, это вполне нормально для компании, активно занимающейся кинопроизводством. Так что вы можете убедиться, что наша карьера не полностью зависела от Sony (и слава Богу!).
Позже мы отыграли несколько концертов в Аргентине и Бразилии, с Alice in Chains в первом отделении. В некоторых латиноамериканских странах жизнь течет вне закона, и порой действительно приходится опасаться за свою задницу. За год до этого, будучи с концертами в Бразилии, мы были приглашены в гости к сыну Президента, и по пути к его дому нас пытались повязать местные копы. Это основной источник дохода для них; арестовывать людей вроде нас и затем освобождать за огромный выкуп. Разумеется, все рок-группы чрезвычайно богаты — ха-ха! Тогда мы играли с Iron Maiden и Skid Row и после того, как закончили, мы вышли к автостоянке, и вся охрана собралась вокруг фургона, который должен был доставить нас к гостинице, а один из копов что-то делал внутри него с одним из сидений. Он вышел, и, увидев его бегающие глаза, я подумал — «Твою мать!», поэтому повернулся к своим парням, сказал: «Никому не входить в гребаный фургон!» и стал настаивать, чтобы нам дали другой. Парень принялся утверждать, что других фургонов нет, и я сказал, «Тогда мы останемся ночевать здесь. Я буду спать в гримерке. Устраивает?». Другой фургон всё-таки нашёлся, мы заехали за нашими людьми, остававшимися в гостинице, и направились к дому президентского сына. Ярдов через десять — что ты будешь делать! — мы обнаружили копа у нас на хвосте. Парень остановил нас, высадил всех и сразу начал обыскивать то самое сиденье. Там, разумеется, ничего не было, и он растерялся! Начал задавать какие-то глупые вопросы, «Сколько лет этим девочкам?» и все такое, но он был нелеп и понимал это. Потом нам пришлось ждать (он сказал, что фургон «переполнен»), пока они не пришлют другой фургон, и я решил, что нас снова пытаются одурачить. Мы с Тоддом пошли пешком назад в гостиницу — не понимаю, зачем добровольно лезть за решётку! Но фургон догнал нас, никаких копов видно не было, и все наши звали: «Залезайте», так что мы сели и доехали, наконец, до дома президентского сына. Это было что-то! Вы останавливаетесь там, и внезапно из леса выходят все эти солдаты с их пушками наготове, требуя секретный пароль и всё такое. У нас был пропуск, так что нас пропустили без проблем. Там мы славно оттянулись, жаль только, что было мало девчонок, если вам это интересно. Фил Кампбелл напропалую пьянствовал в большой компании с хозяином и всеми этими огромными секъюрити — так, в общем, не завяжешь длительной дружбы или чего-то в этом роде.
Также мы снова проехали по Штатам, на сей раз с Black Sabbath. Специфика путешествия с ними была такова, что каждый день они устраивали тихий час; в раздевалке закрывались двери, задёргивались шторами окна, и втроём они дрыхли на диване бок о бок, как кролики. Бобби Рондинелли (Bobby Rondinelli) вообще-то не привык спать днём, но и ему приходилось, вместе с Гизером и Тони! В Милуоки нас одолела скука, потому что там была одна гримёрка на две группы — большая комната, разделенная занавеской. Так что весь свет был выключен, и нам пришлось сидеть в темноте целый час. Это всё довольно странно. Даже если Моторхэд будет гастролировать до 2035 года, я не представляю себе тихого часа в группе. Однако, должен сказать, каждый вечер на сцене они выдавали отличное шоу и прекрасно провели всё турне.
Год закончился на кислой ноте. Мы собирались в турне по Англии, но, как я уже говорил, оно было отменено, потому что промоутеры не стали гарантировать нам деньги, а мы, естественно, не собирались финансировать поездку самостоятельно — знакомая история. Тем не менее, мы направились прямо в Европу и отработали замечательно, как всегда. Делайте вывод; мы — единственное крепкое звено во всей схеме: мы всегда приезжаем и играем свою программу, мы всегда вовремя, и мы всегда достаточно благоразумны (ну ладно, — почти всегда). Если бы промоутеры хоть наполовину делали свою работу так, как мы делаем свою, все были бы счастливы.
В начале 1993 мы провели неделю, отыграв несколько незначительных концертов в Анахайме (Anaheim), в клубе под названием «California Dreams», которого больше не существует, а также выясняя, где и как записывать новый альбом. Предложений, конечно, было несколько, но мы остановили свой выбор на немецкой компании ZYX, что в итоге стало настоящим бедствием. Они предложили нам больше денег, чем другие — причём они предложили нам эти дурацкие деньги вперёд — и мы купились. Немудрено было сломаться: что ещё остаётся делать, когда сидишь без гроша в кармане? Хотя, надо признать, всё выглядело довольно заманчиво. С одной стороны, многие годы Германия была нашим лучшим рынком, так что имело смысл подписать контракт с немецкой фирмой. И они вроде бы выполняли все свои обязательства, и постоянно летали через Атлантику для встреч с нами. Так как компания ZYX была прежде всего танцевальным лейблом, (о чём нас сразу же предупредили), они сказали, что мы должны сами заниматься распространением, создать собственную дочернюю компанию и все такое. И в конце концов они стали настаивать на том, чтобы мы все делали сами, что было настоящим кошмаром. Они ничего не знали об американском рынке. Да ещё этот человек, бывший там главой, который основал компанию в 1926 году или около того. Он был древний, как грёбаный Ноев ковчег, и последнее слово всегда оставалось за ним. Я не помню, сколько раз Тодд летал через Атлантику для переговоров с ними, но это было чаще, чем они летали к нам! Тодд был нашим менеджером тогда всего чуть больше года, и те месяцы стали для него настоящим боевым крещением. Благодаря этому он здорово вырос, как профессионал.
Как бы то ни было, мы пока не подозревали, в какое дерьмо вляпались, и поэтому просто работали над альбомом, как обычно. В первый раз Микки участвовал с самого начала, и, как оказалось, он еще лучше, чем мы ожидали. Он принимал активное участие в написании песен для альбома, вышедшего потом под названием «Bastards». Фил Тэйлор же совсем не интересовался записью уже задолго до того, как мы уволили его. А Микки проникся, едва мы вошли в студию. Он записал свои партии за рекордное время. Он был убойный чувак, и по сей день убойный…, скажу даже — уморительный!
Также для записи этого альбома мы нашли нового продюсера. В лучшие времена нашей карьеры у Motorhead вошло в обычай менять продюсеров после каждого второго альбома — по два альбома сделали Джимми Миллер, Вик Мэйл и Питер Солли. После этого, кажется, они уже ничего хорошего сделать не могли. Я думаю, мы стирали их, как ластик! Я не помню имя ещё одного парня, кандидатуру которого мы рассматривали для новой записи, но выбор стоял между ним и Говардом Бенсоном (Howard Benson). И мы выбрали Говарда. Говард, конечно, заслужил: он сильно этого хотел и приходил на все репетиции (хотя, должен сказать, с тех пор он забыл об этом). Говард был под рукой, Говард собирался работать, что бы ни случилось. Он просто приходил и торчал рядом, пока мы не сказали «да». Так он, в самом деле, и добился своего — в итоге мы сказали: «Да мать твою, пусть уж тогда он и занимается этим!». Он действительно хотел эту работу и получил её, и, что удивительно, остался с нами ещё на четыре альбома. Я не знаю, как он сумел сломать барьер двух альбомов, но он сделал это и мы были очень довольны им, несмотря на некоторые его странности (я дойду до них позже, но не задерживайте дыхание — они того не стоят). Он здорово поработал на «Bastards» — я думаю, что это до сих пор один из лучших альбомов Motorhead. Каждая песня на нём великолепна. «Death or Glory» и «I Am the Sword» — наверное, мои любимые, как и «Lost in the Ozone». Ещё есть «Don't Let Daddy Kiss Me», в которой говорится о насилии над детьми. Я написал её в одиночку и три года никуда не мог пристроить. Я предлагал её всем — Лите Форд, Джоан Джетт — считал, что её должна петь женщина, но никто песню так и не взял. Они слушали и говорили: «Мне нравится! Я должна петь её, отдай её мне!» а спустя три недели звонил менеджер и говорил «нет», так что пришлось петь самому.
Мы с радостью работали над «Bastards». Несмотря на то, что Вёрзел участвовал в записи и следующего нашего альбома, «Sacrifice», я считаю «Bastards» на самом деле последней записью Моторхэда с Вёрзелом, потому что она была последней, которую он делал действительно в хорошем настроении. Мы забавлялись над Говардом, показывая ему, что значит работать с нами. Он был обидчив, как девчушка, так что было проще простого сбить его с толку. Он начинал: «Перестань оскорблять меня!», на что я обычно отвечал: «Тебя не нужно оскорблять, Говард. Я тут ни при чём. Ты сам себе это делаешь». Однажды он пришёл в рубашке с номером 36, или что-то вроде того, и Фил спросил: «Это что, иностранная рубашка?». Говард ответил: «Нет, с чего ты взял?». А Фил заявил: «Я никогда не видел, чтобы слово «п…» было написано таким образом». Мы поймали его на этом дважды, и наконец он взорвался: «Если я так не нравлюсь вам, почему же вы наняли меня?!». И Фил сказал: «Понимаешь, ты единственный был нам по карману».
Несмотря на это, Говарду на самом деле нравилось быть нашим продюсером. Он, конечно, не упустит случая облить нас дерьмом перед кем-нибудь, это уж наверняка (но когда-нибудь, надеюсь, всё-таки простит). В студии у меня с ним почти не было разногласий. В самом начале нашей работы был день, когда я несколько часов ждал, чтобы записать вокал, предполагая, что так будет лучше, чем всё это время он провозится с гитарными партиями или ещё чем. Наконец я достал гамбургер, и не успел разок откусить от него, как он заявил: «Правильно! Пишем вокал!». «Ты! Гад! — сказал я, — Почему ты не даёшь мне доесть мой гребаный гамбургер?», но нет: «Давай, давай! Шевелись, у нас мало времени!». Говард в студии — настоящая сволочь, знаете. Так что я поступил естественно; взял и выдавил начинку булочки ему на пульт. Полагаю, что это было справедливо. Гастрономические вкусы Говарда, кстати сказать, мало привлекательны — он ест всю эту отвратительную вегетарианскую пищу, плоды и орехи. Это нездоровое дерьмо! Люди — плотоядные животные — только взгляните на наши зубы! Наша пищеварительная система не предназначена обрабатывать вегетарианскую пищу. От неё пучит живот и меняется кишечная флора. Вегетарианство для человека неестественно, — между прочим, у коровы четыре желудка, а у нас один. Задумайтесь об этом. (Привет, Говард!) И не забывайте — Гитлер был вегетарианцем!
За всё время, что мы работали с ZYX, только запись альбома прошла без сучка и задоринки. Но когда мы находимся в студии, всё получается само собой. Mikkey, едва начав записываться с нами, удивлялся, что мы всё делаем от фонаря. Он играл с людьми вроде Дона Доккена, которые работают над одним альбомом по три года и планируют всё заранее. Я такого не выдержу. Мы приходим в студию ни с чем и начинаем с нуля. Дёшево и, как видно, эффективно. Не было бы эффективно, мы бы действовали иначе. Во всяком случае, альбом получился великолепным, но людям оказалось невозможно купить его. Без проблем с этим было только в Германии, — ZYX — немецкая фирма, и это единственный рынок, который они контролируют. Где-либо в других странах достать альбом было безнадёжно. Потребовалось время, чтобы его начали продавать в Японии. В США о нём никто даже не знал. Тем не менее, мы много гастролировали с новой программой — мы полагали, что если где-то невозможно достать альбом, мы должны сами добраться туда и играть его вживую! Но в целом ситуация была прискорбной.
«Bastards» был одним из самых лучших альбомов, которые мы когда-либо записывали и, несмотря на это, все усилия пропали практически даром. Очень угнетает ситуация, когда вы полностью выкладываетесь ради альбома, буквально трясётесь над ним, а всем вокруг на него наплевать, особенно вашей собственной фирме грамзаписи. Мы не могли заставить ZYX даже заплатить за рекламные копии. Наш агент, Аннетт Минолфо, просила 200 компакт-дисков, чтобы разослать ди-джеям и прессе, и они отказали — «слишком дорого». Слишком дорого?! Они выдали нам полмиллиона долларов только аванса, чтобы сделать классную вещь, и теперь слишком дорого разрекламировать её двумястами гребаных компакт-дисков! У кого-то голова в заднице, не так ли? Впрочем, надо сказать, что «Bastards» по радио крутили чаще, чем, к примеру, «1916» или «March or Die». Причина в том, что мы просто разослали им диски самостоятельно. Всего делов-то.
Во всяком случае, после того, как мы закончили писать «Bastards», мы дважды проехали и Северную Америку, и Европу, — всё, как обычно. В Монреале с Микки приключился забавный случай. За кулисами ошивались два парня-трансвестита. Они были одеты, как полагается, и хотели сфотографироваться с нами. Как вы знаете, мне все равно, какие у людей сексуальные наклонности, тем более, как они одеваются, и Фил относится к этому точно так же (Фил так вообще постоянно одевается в таком стиле — почему, как вы думаете, он назван «Ножки-На-Шпильках» (Stiletto Heels) на «Bastards»?). Но Микки — совсем другое дело; несмотря на то, что он красавчик, он ненавидит подобные вещи. Так что мы дали парням своё «добро», но до последнего момента ждали появления Микки. Потом было так: «Микки! Иди-ка, сфотографируйся с этими крошками!». Микки с энтузиазмом начинает: «Привет, девочки!» и всё такое. Далее его цитировать не стоит. Мы здорово повеселились, потому что один из парней потерял свою юбку, а его заднице не слабо досталось. Но фотографию мы всё-таки сделали, а Микки, отдуваясь, долго ещё бормотал про себя: «чёртовы гомосеки!». Вдобавок ко всему, мы приехали в этот клуб на автобусе, и Микки после нашего выступления куда-то отлучился, а когда вернулся, автобуса уже не было. Он не знал, что после рок-концерта там началась гей-дискотека! Он вышел из такси в минус 20°, в снежную бурю, и единственное теплое место было в дискотеке, так что ему пришлось пойти туда. Он застрял там на два часа со всеми этими трансвеститами, пристававшими к нему с вопросами: «где ты укладываешь свои волосы?». Я заплатил бы сто долларов, чтобы увидеть это! Наверняка фантастическое зрелище, хе-хе!
Одна из поездок по США была снова с Black Sabbath, и все шло великолепно, пока мы не направились в Лос-Анджелес и я не подхватил какой-то ужасный грипп. Микки и Вёрзел оба переболели им в Денвере. Это дало знать о себе утром, когда автобус прибыл в Город Ангелов. Сначала я почувствовал необходимость лечь в кровать, а потом убедился, что действительно очень болен. Это была самая ядовитая зараза, которую я когда-либо получал. Тем вечером мы должны были играть в зале Universal Amphitheater, но Тодд велел мне не вставать с постели: «Лежи, не дёргайся. Ты никуда не пойдёшь». Хорошо, что Black Sabbath оставили нас в турне после этого, в самом деле, потому что все решили, что я симулирую. Всякий раз, стоит мне заболеть, все говорят, что я опять обожрался наркотиков, а я действительно болею! Я поднялся только через несколько дней — такой это был грипп. Но смотрите; из всех городов это обязательно оказался Лос-Анджелес!
Мы также играли в Аргентине, перед 50 000 человек (мы готовы каждый год летать в Южную Америку, лишь бы там в это время не случилось очередного переворота!). Этот концерт состоялся на футбольном поле, в одной программе с Ramones, и, надо сказать, что мы затмили всех, даже при том, что Ramones там очень популярны. Я имею в виду, что почти вся толпа была одета в майки Motorhead, и все 50 000, казалось, пришли посмотреть именно на нас. Никто не решился бы выйти на сцену после Motorhead тем вечером. И если я говорю «никто», это значит — пусть даже это были бы сами Битлз. Ради таких моментов стоит жить!
Между Японией и Европой у нас выдалось несколько свободных дней, и я в компании с нашим менеджером Тоддом и роуди барабанщика Папом слетал в Таиланд. Это была очень интересная поездка, потому что жизнь там, видимо, не стоит ничего — если заплатить $600, всей толпой можно смотреть, как девчонку трахают, бьют и снимают всё это на видео. Они покупают этих девочек в глуши у их бедных родителей, которые нуждаются в деньгах, чтобы прокормить ещё с десяток других своих детей. Такого рода аттракционы (?!) доставляют тамошним бизнесменам большое удовольствие. Мы, конечно, не стали смотреть ничего подобного, но пошли в клуб, где на сцене было примерно одиннадцать девочек. Они все выглядели на шестнадцать, и были самыми красивыми женщинами, которых вы когда-либо видели — потрясающие большие груди, длинные ноги и восточные лица. Каждая из них была мечтой любого мужика. Но то, что они делали, было просто поразительно! Они были обнажены, только с чем-то вроде пояса на талии у каждой. И одна из них садилась на корточки, вставляла в промежность духовую трубку и лопала воздушные шары. Вторая была подвешена в петле, а другие девушки её раскачивали и насаживали на искусственный член в руках одной из них, и пару раз здорово ударили её об стол. Ещё одна запихивала себе несколько бритвенных лезвий и потом вытаскивала их на нитке. Всё это очень странное зрелище. И уж никак не эротичное!
Наконец все мы приехали домой, и снова оказались в Штатах без своей компании грамзаписи. Я уже не помню, как мы расстались с ZYX. Думаю, мы просто оставили их и перебрались на CBH, глава которой, Рэйнер Хансел (Rainer Hansel), много лет был нашим немецким промоутером. Так что мы выбили себе контракт благодаря заинтересованности Германии, но что касается Штатов, там мы не имели ничего. Микки был в панике, но тогда он всегда был такой. Он видел, как его зарплата исчезает за горизонтом. Это нормально, потому что ему надо содержать семью, так же, как и Филу. У меня семьи нет и меня мало волнуют эти проблемы, как и сами паникёры. Они думают, что это говорит о том, как они заботятся о деле, но это ерунда. Ты упускаешь из виду много деталей, если запаниковал. В конечном счете мы всё-таки подписали контракт с американской компанией, но это произошло уже после записи нашего следующего альбома, «Sacrifice». У нас были контракты в Германии и Японии, где всегда благоволили к нам, и им нужен был альбом, так что оставался только один путь — вперёд.
«Sacrifice» — один из моих любимых альбомов Motorhead, особенно учитывая трудности, с которыми мы столкнулись, записывая его. Продюсером снова был Говард, но он тогда как раз подписал контракт с фирмой Giant и параллельно работал на них. Так что половину всего времени записью занимался инженер Райан Дом (Ryan Dom), придерживаясь направления, данного ему Говардом. И с каждым днём становилось всё яснее, что Вёрзел собирается уйти. Он отдалился от группы, и когда мы писали песни, обычно просто сидел рядом, со своей гитарой на коленях. Когда мы начинали играть, он тоже играл, когда мы останавливались, он тоже останавливался. Казалось, будто что-то случилось с ним накануне вечером, но на самом деле, конечно, это накапливалось в течение долгого времени. Для меня это было особенно тяжело, потому что много лет он был моим лучшим другом в группе, и вдруг изменился до неузнаваемости и возненавидел меня, а это может разбить любое сердце, знаете ли.
Однако, мы вошли в студию с несколькими великолепными песнями — мы написали «Sex and Death» за десять минут в последний день репетиций. Я переписал текст, как только мы начали записывать её, но это обычное дело для нас. Я изменил «Another Time» с общего одобрения, и написал три различных текста на «Make 'Em Blind». Забавные вещи случаются при записи — вы приходите с одной песней, а получается что-то совершенно другое. Я добавил кусок в «Out of the Sun» — там было только два с половиной куплета, а как можно петь половину куплета? Но когда Микки, Фил и Вёрзел репетировали, им на это было плевать, — петь не им. Чёртовы музыканты! И вот однажды, пока в студии никого еще не было, кроме меня и Джеми, моего роуди, я добавил кусок самостоятельно. Я сыграл на басу, а Джеми на гитаре, и мы втихаря прибавили это к фонограмме. Потом я дал плёнку остальным — Вёрзел слушал это в прокатной машине и когда дошёл до этого места — чуть не вылетел с дороги! А иногда в студии что-то получается буквально из воздуха — так появилась «Make 'Em Blind». Мы импровизировали в студии, и Фил «в одно касание» сыграл своё блестящее соло. Оно звучит так, будто проигрывается задом наперёд, но он просто так играл, и упал с гитарой прямо посреди соло спиной на диван, громко смеясь. Мы и не собирались все это переписывать — это звучало великолепно.
На «Sacrifice» ерунды намного больше, чем на большинстве предыдущих альбомов; в текстах практически нет ничего, за что можно было бы зацепиться. Но они хорошо передают настроение, особенно заглавный трек и «Out of the Sun». Песня «Dog Face Boy» посвящена Филу Кампбеллу — правда, я так решил, когда песня уже была написана. «Бедный парень с рухнувшей крышей / С трапа самолёта на поиски новых друзей» — едва Фил выходит из самолета, — раз! — его уже и след простыл. Все ещё находятся в душе после вселения в гостиницу, а этот уже взял в прокате автомобиль и успел побывать в двух барах в поисках приключений. Однажды он, прилетев в Лос-Анджелес, взял в аэропорту машину, на спидометре которой стояло «0 км». Он обнаружился на следующий день, и на спидометре было 200 миль — он проехал бульвар Сансет и Уайн-стрит в Голливуде и доехал до Помоны! Это поразительно. После этого он купил карту L.A., и теперь довольно хорошо знает город — хоть гидом устраивайся.
Сразу же после записи альбома мы потеряли Вёрзела. Я три раза уговаривал его вернуться. Я шёл ему навстречу: «Почему бы нам не поговорить открыто, ведь всё можно поправить» и т. д. Мы пытались узнать, в чём была его проблема, чем помочь, но он все время отмалчивался. Если его что-то беспокоило, он не показывал этого до самого последнего момента, так что невозможно было заметить, как это накапливалось. Например, если бы он заявил мне: «Вся слава достаётся только тебе!», я сказал бы ему: «Но Вёрзел, ты сам перестал что-то делать для этого. Мы с тобой многие годы были главными именами в группе, и вдруг ты перестал общаться с прессой. Поэтому твоё имя и пропало со страниц газет и журналов. Кроме того, я в группе на девять лет дольше тебя и люди все еще помнят меня по Hawkwind. Ты целых пять лет ничего не делал для собственной рекламы, а только сидел дома с женой и собакой, так почему ты считаешь, что все должны знать о тебе?». Конечно, никто не хочет слышать такое! Но все равно, — причина была в этом. И я тут был ни при чем. Вёрзел все сильнее терял интерес к группе, и уже невозможно было продолжать потакать ему. Всё, наконец, дошло до своего предела.
То английское телешоу, видимо, было последней соломинкой, которая сломала Вёрзела. Программа называлась «Не забудьте свою зубную щётку» и хотя сама она была ужасна — в основном розыгрыш путёвок в круизы с каким-то неестественно бодрым бывшим ди-джеем в нелепой одежде и с ещё более нелепой причёской — музыка была отличная. Джулс Холланд (Jools Holland), лидер группы Squeeze, потрясающе играл на рояле и пел, как Рей Чарльз. По сценарию каждый приглашённый артист выступал с парой песен, а аккомпанировала ему студийная группа. Когда подошла моя очередь, мы сделали «Ace of Spades» — с духовой секцией в четыре человека! — и «Good Golly Miss Molly». Первый раз в жизни я исполнял «Ace of Spades» без остальных участников Motorhead, и Вёрзел, увидев это, взорвался. Джем, его жена, позвонила на телестудию, когда я был там, и заявила, что Вёрзел должен бы выступать вместо меня! Боже! Потом я получил факс от Вёрзела, написавшего мне просто ужасные вещи. Он обвинял меня и Тодда в воровстве его денег — как будто мне нужны его деньги (как я уже говорил, я получаю больше денег от авторских гонораров). Вёрзел был убежден, что люди плели интриги за его спиной — что за глупость? О том, что он оставляет группу, Вёрзел сказал другим, но не мне, и это было особенно скверно, потому что, как я сказал, очень долгое время мы были лучшими друзьями в группе. Но конец этой дружбы был невыносим. Я крайне тяжело переживал это и был доволен, когда всё, наконец, закончилось. Кто-то сказал мне, что он потом приходил на один из наших концертов в Brixton и стоял там со слезами на глазах. Люди любят говорить плохие новости, не так ли? Было очень грустно слышать это.
После ухода Вёрзела я и Микки подумывали о том, что надо бы пригласить кого-то еще. Но Фил сказал: «Я хочу попробовать играть один», так что мы решили пока остаться втроём и посмотреть, что из этого выйдет, и результат поразил нас. Дело в том, что Вёрзел всегда был очень энергичен во время выступлений. Именно он постоянно прыгал и носился по всей сцене. Но на первом же концерте без него, когда я, как обычно, пел и был занят своим делом, вокруг меня всё время кто-то мелькал… и это был Фил! Я глазам своим не верил, потому что раньше на сцене он ни единым мускулом не шевелил. Он выглядел действительно круто и играл, как чёрт. Он по-настоящему вставлял, но, наверное, я зря так удивляюсь. Конечно, он очень странный тип, но и очень естественен, когда берёт в руки гитару. Фил может в любом состоянии сыграть хорошее соло. Он делает это просто инстинктивно — Брайан Робертсон был такой же. Фил просто берёт гитару, и она становится фактически частью его тела. То, что он часто ведёт себя, как маленький извращенец, делает жизнь на гастролях только более интересной!
Честно говоря, я доволен, что нас снова трое. С одной стороны, это избавило нас от необходимости искать ещё одного гитариста! К тому же, как я уже говорил, с двумя гитарами гораздо трудней добиться безупречного исполнения. С одним гитаристом у басиста больше свободы в игре. В прежние времена я обычно играл всякую ерунду на фоне Эдди, и это всё равно звучало замечательно. Так что теперь с этим составом нет проблем, и каждый, кажется, знает своё место, что тоже плюс. А ещё мы получаем больше денег!
В общем, за несколько месяцев «Sacrifice» был закончен и у нас появилась новая американская фирма — CMC, готовая распространять его.
CMC перекупили нас у нашего германского лейбла, CBH. Впервые за много лет нами заинтересовалась американская фирма и они изначально поверили в нас и даже начали распространять альбом еще до того, как мы подписали с ними контракт! Мы и по сей день работаем с ними, выпустив пять альбомов, и я все еще могу сказать, что они благоволят к нам. Том Липски (Tom Lipsky), владелец лейбла, верит в то, что делает. Персонал фирмы с умом распоряжается финансами — это честные люди (вот так сюрприз!), и мне такое отношение нравится. Первый год работы на двух лейблах был стабильным. Мы отыграли 19 концертов в Германии, прокатились по всей Европе, и зрители подходили к нам за автографами, держа в руках наш новый альбом! Это было неслыханно — обычно к европейским поклонникам альбом попадал через 3 года. Но CBH сразу же выпустили диск в Европе, да и CMC тоже не подкачали.
Как обычно, мы поехали в турне по Америке. Вы, я уверен, уже понимаете, что дорога — моя естественная среда обитания, но все же есть некоторые обстоятельства в этом, которые меня выводят из себя. Одно из них — особый род покровительства, с которым относятся к группе некоторые люди из рекламных отделов записывающих фирм. Они фактически пытаются взять тебя в кулак и постоянно поторапливают — я это просто ненавижу! Я им не кукла и не хренов товар какой-нибудь. Некоторые вообще допускают просто моральное насилие, а когда ты даёшь отпор, они называют тебя 
недисциплинированным. И ты получаешь плохую репутацию из-за того, что защищаешь свои принципы и независимость. Вот вам пример. Когда мы были в Канаде, там была одна девица со съемочной группой с Much Music (канадская версия MTV). Но в тот день мы были в полнейшей депрессии. Никто из нас не хотел выходить на сцену, потому что система мониторов работала отвратительно. Последние восемь концертов мы вообще не слышали друг друга и я уже был настроен просто прекратить турне и вернуться домой: «К чертям собачьим! Эта музыка — моя жизнь, а я не могу нормально играть её, потому что на сцене звучит полное дерьмо. Как люди могут наслаждаться этим, если мне не в кайф?» (Звучит глупо, я знаю, но это чистая правда, уверяю вас!). И вот во время такого кризиса она вертится вокруг нас и повторяет: «Much Music уже готовы для съёмок»! Я сказал ей, что не могу работать — слишком угнетен. И я не врал! Не мог же я выйти перед камерами с сияющей физиономией «эй, всё ништяк!», когда этого нет и в помине! Я говорил: «Разве нельзя записать это на пленку после концерта?». А она отвечала: «Ни в коем случае! Только теперь, потому что после шести часов придётся дополнительно платить за камеру». Что за бред! Разве это имеет значение? Тогда платите! Боже мой! В общем, Микки и Фил меня поддержали и мы свалили, а она написала письмо о том, какие мы неприятные и высокомерные ублюдки. Что меня вообще убило, так это её утверждение, будто я оскорбил ее сексуально! Знаете, что я ей сказал? Я сказал: «Ты самая привлекательная представительница от записывающей фирмы из всех, что мы видели за все годы». Это всё! Если комплимент насчёт привлекательности — сексуальное преследование, то мир действительно сошёл с ума.
Можно сказать, что 1995 был для нас очень насыщенным годом. К тому же в конце года мне исполнилось пятьдесят. Тодд хотел устроить что-то особенное, поэтому сделал мне сюрприз — почти неожиданный вечер в клубе Whiskey — он сообщил мне о нём лишь накануне, свинья. В вечер этого великого события по всему кварталу растянулась очередь, а попав внутрь, можно было убедиться, что зал забит под завязку. Люди, которые не смогли прийти сами, прислали мне поздравления на видео (поздравление Ди Снайдера заняло почти половину кассеты!). Если честно, хотя я очень ценю усилия всех участников, подобное сборище, — не самая лучшая идея насчёт хорошего времяпрепровождения. Просто я испытываю крайне неприятное чувство, будучи таким всеобщим центром внимания. Не все мои собственные гости смогли войти из-за гребаной охраны, а я так и не получил шанса расслабиться с теми, кто всё-таки попал внутрь. Попробуйте расслабиться, если это не предусмотрено расписанием вечера! Мне приходилось быть и там, и здесь, слева и справа, на носу и на корме. Впрочем, это было действительно хорошее развлечение для всех остальных, и в тот вечер случилось несколько исключительных номеров. На праздник прилетела Metallica и исполнила некоторые из самых неизвестных песен Motorhead — это был замечательный подарок. Metallica — одна из немногих групп, которая неизменно оказывает нам большое уважение, и я очень ценю их за это.
Между всеми нашими разъездами мы записали следующий альбом, названный (несколько неуместно) «Overnight Sensation». Мы затратили четыре недели на сочинение песен и четыре недели на работу в студии и затем приняли участие в нескольких европейских фестивалях, а когда вернулись, провели в студии ещё месяц или около того. Вообще нам требуется месяца три, чтобы записать альбом, и в этот раз было так же — просто эти три месяца были немного растянуты! Мы снова наняли продюсером Говарда, но многое сделал Дуэйн Баррен (Duanie Barren) под руководством Говарда. Потом Говард всё свёл и рассортировал. Дуэйн оказался на высоте — по записи понятно, что он любит гитарный звук!
Фактически, это был наш первый официальный альбом, записанный втроём, со времён «Another Perfect Day» с Роббо. Если вы спросите, как нам работалось — я скажу, что так же, как вчетвером, только минус один парень! То же самое, что Everly Brothers плюс ещё один брат. Только на Фила легла гораздо большая нагрузка. Он испытывал некоторое дополнительное психологическое давление, но всё получилось хорошо На «Overnight Sensation» Фил по-настоящему раскрыл свой потенциал. Микки был, как обычно, — само совершенство; он всегда заканчивает свою барабанную работу гораздо раньше срока. На сей раз он всё записал в один день. И зачем надо тратить больше времени, чем это необходимо? Люди думают, что чем дольше записывается альбом, тем лучше он получится, но это далеко не так. Посмотрите на Джефа Бека, Клэптона и Пэйджа (Jimmy Page) — они записали множество своих ранних классических вещей в один заход. У них не было выбора! В те времена вы должны были выдать лучшее соло, на которое способны, за пятнадцать-двадцать секунд. Приходилось пошевеливаться! Никакой ерунды в духе Джерри Гарсии (Jerry Garcia). Джеф Бэк сделал себе имя за восемнадцатисекундное соло на «Shapes of Things»! Шестидесятые были великим временем для появления превосходных музыкантов, гораздо лучшим, чем нынешние дни. И говоря о меньшем количестве времени для создания хороших альбомов — наши старые пластинки доказывают это как нельзя более лучше.
«Overnight Sensation» был также нашим первым официальным альбомом для CMC — «Sacrifice» как импорт уже продавался в Штатах до того, как CMC начали распространять его в Европе. Но с «Overnight Sensation» фирма действительно хорошо показала себя — для нас это была лучшая дистрибьюторская работа за целую вечность. Им ещё удачно помогла и BMG. Тем не менее, я должен сказать, что иногда сомневаюсь в деловой хватке CMC. Как я уже говорил прежде, хороший бизнес — это воровство, а так как CMC всегда были честны с нами, это делает их плохими бизнесменами по определению! Но, думаю, я как-нибудь смогу примириться с этим.
После выхода альбома у нас случилось несколько интересных туров. Мы снова съездили в Венгрию, здорово изменившуюся со времени нашего первого визита. Прежде она, подобно России, была очень репрессивной страной, но теперь стала больше похожа на Германию. И, к слову о России, мы поехали туда впервые и отыграли четыре концерта. Россия — самая странная страна из всех, что я когда-либо видел. Я видел Восточную Европу до разрушения стены и после разрушения: я играл в Восточной Германии, Венгрии и Чехословакии, и ни одна из этих стран не была похожа на Россию. Американцы, которые не побывали там, не имеют никакого понятия о России. Это безумно. Охрана — повсюду и постоянно. Кажется, все там — бывшие солдаты. Наверное, дело в том, что, когда распался Советский Союз, половина охранных структур распалась вместе с ним — они оказались не нужны в таком количестве, так что большинство из них пошло в «охрану», другими словами — они стали «частными армиями»! Они все заняты этим, если только не работают таксистами в Лос-Анджелесе! Наличие такой охраны действует угнетающе. И что касается свободного рынка, это главным образом казино, потому что единственный способ, которым они могут разжиться иностранной валютой — игра в казино. Эти казино там повсюду, и это в стране, все еще заморенной голодом. Концерты, однако, были невероятны. Все билеты на них были распроданы и зрители словно посходили с ума! Это то, что я действительно люблю (а на втором месте на гастролях — расслабуха после концерта).
Конечно, не обошлось без нескольких кошмарных ситуаций, так как промоутеры оказались не слишком хороши. Например, мы слишком долго добирались из Москвы до Ростова. Они сказали нам, чтобы мы оказались по такому-то адресу в такое-то время, и мы двинулись из Москвы. Мы ехали, ехали, становилось всё темней и темней, а на каждые полмили — лишь по одному фонарю, и наконец мы свернули с дороги и затормозили перед высокой стеной. Когда наши глаза привыкли к темноте, мы увидели вооруженных людей в сторожевых будках по сторонам ворот. Один из них приказал нам стоять, что мы и сделали, а он и наш промоутер начали спорить по-русски. Нам было немного не по себе. Потом два огромных грузовика внезапно прогрохотали в ворота мимо нас. Это были армейские грузовики — правда, они управлялись не солдатами, но, во всяком случае, они перевозили солдат. Как мы, наконец, выяснили, это оказалось что-то вроде российской военно-воздушной базы пополам с торговой экспортно-импортной фирмой! Промоутер возвратился и сказал нам: «Надо подождать. Сюда собирается прибыть генерал», так что мы торчали там, пока не прикатил этот большой долбаный служебный автомобиль с флажком. Вышел человек в тесном мундире и фуражке, вошел и сразу вернулся — не иначе, приезжал за взяткой. Наконец нам махнули. Там везде были солдаты, и полчаса прошли в беспрестанных сумасшедших спорах — русские этим похожи на итальянцев. Наконец они разрешили нам садиться на самолет, и сначала Фил сходил на разведку. Он вернулся к машине и заявил: «Я на этом не полечу!».
«Не будь бабой», — сказал я и вышел из машины, чтобы самому посмотреть, в чём дело. Потом возвратился и сказал: «Я не полечу на этом!». Эта штука представляла из себя что-то вроде двухмоторного Ильюшинского бомбардировщика 1957 года или транспортного самолета, выпотрошенного внутри. Пассажирские места были позади груза, и это было ничто иное, как садовые скамейки! В довершение ко всему долбаный летательный аппарат не был герметизирован и был открыт всем стихиям. Так что мы сказали, что сами не полетим, а отправили на нём нашу команду. Эй, это дало им шанс рассказать позже занятную историю! Дай бог им счастья, учитывая их горестные рассказы.
Тони, нашего светооператора, чуть не грабанули двое местных копов, когда мы добрались до Ростова. Мы отыграли великолепный концерт, а потом все пошли в кафе. Вся дорожная команда вырядилась в эти шапки с советскими кокардами — такие большие меховые шапки, которые делаются там теперь для туристов. Так что это выглядело, словно кафе оккупировали сплошь близнецы-братья. И Тони поговорил с тамошними людьми, и вместе с другим роуди, Дэйвом «Дорожным воякой», ушел с двумя якобы полицейскими, чтобы «снять каких-нибудь девочек». Но они посадили их по разным машинам, что сразу показалось подозрительным, и через минут десять Дэйв заметил, что второй машины сзади уже не было. Он сказал: «К чёрту», просто вышел и пошёл назад. А Тони потребовал от своих спутников, чтобы они вернули его назад — началась перебранка и угрозы заявить на копов в британское Посольство. Дэйв тоже вернулся. Я уверен, попади они туда, куда ехали, это было бы миль за двадцать пять от города, и там была бы одна девочка, а с ней шесть мальчиков с дубинками, которые отдубасили бы их за милую душу и вытрясли бы из них все денежки.
Мне хотелось бы побывать там, когда был еще Советский Союз, чтобы сравнить с тем, что стало теперь. Реально увидеть, как притеснялось большинство населения. Мы посетили Санкт-Петербург, фантастический город — «Доктор Живаго», Зимний Дворец, всё — живая история. Как романтичный идиот, я придумал: «Давайте поедем в Москву поездом! Это будет российский опыт». Ладно, мы получили этот российский опыт. Нам сказали: «Никаких проблем, мы заказали билеты», так что мы приехали на вокзал к огромному длинному составу. Мы входим в вагон и я иду к купе с моим номером, что указан в билете, открываю дверь и вижу там женщину с двумя детьми! Я говорю проводнику: «Тут какая-то ошибка».
— Нет, нет, — Он показывает мне билет, и ее имя тоже указано там. Что они делают — они вписывают в билет вас и выбрасывают крестьян — она с детьми должна была покинуть поезд. Я сказал: «Эй, парень, так не делается!». А они сказали: «Вы хотите ехать вместе с ними до самой Москвы?». Я должен был признать: «Если так, то, конечно, нет». Видимо, на самом деле ничего с царских времён не изменилось — ребята наверху делают всё, что хотят, а все другие расплачиваются за это. Так всегда будет в России. Долбаный Ленин со всей его болтовнёй ничего не изменил в жизни крестьянина.
Турне для нас прошло замечательно — в некоторых странах, вроде Аргентины и Японии, огромные залы были забиты полностью. И английские промоутеры к тому времени обнаружили, что оказывается, они смогли получить хорошую прибыль с концертов Motorhead. Наш новый состав работал превосходно, так что мы подумали, что пришла пора записать очередной живой альбом. Мы в итоге так и сделали, но сначала выпустили студийную запись. «Snake Bite Love». Альбом получился весьма неплохой, несмотря на то, что мы записывали его не в одной-двух студиях, а повсюду, где могли. Я также здорово наловчился играть в «Риск» — у Говарда Бенсона, который опять был продюсером, была эта игра на компьютере, так что я постоянно играл, если не был занят записью. Слушая «Snake Bite Love» и «We Are Motorhead», записывать который мы недавно закончили, я действительно чувствую, что этот состав нашел свой собственный почерк в студии. Мы любим записываться — теперь я люблю это даже больше, чем прежде. С Микки и с таким гитаристом-самородком, как Фил, это действительно просто. Все личностные конфликты ушли в прошлое. Конечно, случаются разногласия, но не часто. Мы все очень профессиональны (пора бы после стольких-то лет!), так что это стало обычным процессом.
«Snake Bite Love» создавался так же, как и другие наши альбомы, за шесть недель до записи у нас не было ни одной песни. Но когда приходит время, мы сочиняем их очень быстро. К сожалению, я из-за болезни пропустил несколько репетиций, а когда вы оставляете двух непоющих музыкантов одних, в итоге можете получить некоторые проблемы. Так, несколько песен, «Desperate for You» и «Night Side», имеют необычную для меня структуру. Действительно непросто было привести это всё в подходящее состояние. И, конечно, многое в процессе студийной работы может поменяться. Заглавный трек был сначала совершенно другой песней. Микки записал свои барабаны с другой гитарной партией. Потом он уехал в Швецию, а Фил однажды пришёл и заявил: «Меня это достало. Мне уже не нравится». И я сказал, «Да, ты прав», так что он придумал абсолютно новый риф и все переписал! Этот альбом также хороший пример того, как я писал тексты в последний момент — я, знаете, ещё тот ленивый сукин сын. Но мы сделали это, и я думаю, что получился очень хороший альбом. Единственная проблема с ним — Микки не нравится название. Как лютому гомофобу, оно кажется ему педерастичным. Он позвонил мне из Швеции: «Мне не нравится эта «Любовь» в названии. Не хочу «Любовь». «Змеиный Укус», или что-нибудь вроде, и было бы нормально». «Ах, Микки, отвяжись, — сказал я, — что ты вбил себе в голову?». Потом он снова звонил мне! «Эй, Лемми, я об этом названии…» Но он имел право высказаться.
И вот в то время, когда мы были в турне, раскручивая «Snake Bite Love», мы, наконец, вернулись к идее записи живого альбома, который должен был стать двойным — на этот раз мы решили записать весь концерт. На предыдущих зальниках не хватало места для целого концерта — они записывались во времена винила, видите ли. Были некоторые дебаты о том, что включать, например — надо ли снова играть «Overkill» — в конце концов, эта песня была на других живых записях. Но тогда она была сыграна в другом составе, так что мы решили — пусть будет. Кроме того, наши фаны — несгибаемые архивариусы, очень многие из них, и им нравится подобное дерьмо. Я знаю нескольких, у кого есть по пять различных версий большинства наших альбомов со всех континентов — японская копия, аргентинская, германская, и т. д. Они никогда не станут проигрывать их или даже доставать из конвертов. Мне это кажется довольно странным, — зачем же собирать эти записи, если их не слушать? Но если я собираю ножи, я ведь не собираюсь бить ими всеми кого-нибудь, так что это аналогично!
Кстати, надо сказать, что некоторые из японских переводов моих текстов просто невероятны. На нашем первом альбоме одна песня имеет такие строчки: «Мы шли, и всё вокруг предвещало беду/ Мы были беззащитны и сломлены страхом» (We came across a bad vibe/ Naked, grinding fear). Их версия была такая: «Мы продвигались по трубопроводу, а они пытались остановить нас» — фантастика! Это лучше, чем оригинал! Замечательно, прямо Шекспир. Почти.
Я почти добрался до конца рассказа об альбоме, но опять отступил. Живой альбом: мы записали его в мае 1998 в Гамбурге, Германия, в «Доках» (это клуб, а не причал!), и я с гордостью заявляю, что запись абсолютно не подвергалась исправлениям в студии (То же самое написано и на вкладыше альбома). Мы выбрали Германию, потому что немцы наши самые преданные фаны. Они всегда спасали нашу задницу, когда удача отворачивалась от нас. Они привыкли к нам, и мы знали, что в Гамбурге будет полный зал. Это вроде Ливерпуля — морского порта, если вам надо найти моряков! Названный «Everything Louder Than Everyone Else», альбом был выпущен весной 1999.
Наш последний альбом двадцатого столетия, «We Are Motorhead», открыл для нас новое тысячелетие. Мы отправились в обычное годовое турне, которое не было беспрецедентно — или, вернее, было не более наполнено событиями, чем другие. Разве что мы впервые за многие годы вынуждены были преждевременно свернуть гастроли, отменив концерты в Ирландии. Мы снова играли в России, и наш график был просто зверский — два восемнадцатичасовых переезда час в час и ни одного выходного за неделю. Потом мы целую вечность добирались из России в Польшу. Мы приехали на концерт в Варшаве к одиннадцати часам вечера — а наша команда разгрузилась на месте концерта в час дня! Но зрители не расходились, потому что мы впервые выступали там. Затем мы должны были направиться в Австрию…, и, наконец, я сломался. Гастроли — вторая моя натура, но организм человека всё-таки имеет предел прочности. Как бы то ни было, это был конец турне, так что по большому счёту это не имело серьёзного значения.
Спустя месяц мы начали подготовку к новому альбому, «Hammered». Фил и Микки вылетели в Лос-Анджелес 10 сентября 2001 — лучшая дата для полёта, учитывая, что случилось на следующий день! Конечно, парням ничего не угрожало, — это был прямой рейс из Англии до Лос-Анджелеса — но кто знает, когда они прибыли бы в город?
Думаю, я должен высказать своё мнение о террористических нападениях. Не думаю, что это будет популярная точка зрения, но со временем она может стать понятней. Это ужасная трагедия, но то, что случилось в Нью-Йорке и Вашингтоне, можно сравнить с тем, что Англия и Америка делали с Берлином каждый день в течение трех лет в годы Второй Мировой Войны, и Германии делала то же самое с Англией. И такая судьба постигла все немецкие города, и большинство городов Франции и Польши. Но немногие американцы думают об этом. Они думают, что на Америке свет клином сошелся. Это впервые, когда что-то подобное случилось с Америкой, поэтому их слишком острая реакция естественна. Так что давайте не слишком паниковать — это можно преодолеть. Что угодно можно преодолеть.
Но вернёмся к «Hammered». Мы записали его в Голливуд-Хиллс в доме Чака Рейда (Chuck Reid) (прежде он записывал рэп, и, я думаю, рэп до сих пор довлеет над ним!), с продюсером Томом Паннанзио (Thom Pannunzio). Альбом был выпущен в апреле 2002. В течение месяца он был распродан в большем количестве, чем предыдущие два альбома, вместе взятые, и турне началось великолепно. Мы получаем больше денег, мы собираем больше зрителей, так что находимся в превосходной форме.
В последние годы для меня и для Motorhead всё идёт довольно хорошо. Держу пари, что вы думаете, что я собираюсь сказать: «Так что мне не на что жаловаться», но теперь-то вы должны знать меня получше, чем прежде! Всегда найдутся какие-то мелочи, досаждающие мне. Если вы, читая книгу, добрались до этого места, то, наверное, заметили, что за прошедшие почти двадцать пять лет Motorhead выпустил довольно много альбомов. Так вот, одна вещь всегда будет озадачивать меня — это те люди, которые по какой-то непонятной причине думают, что наша карьера закончилась на «Ace of Spades». С тех пор, как я переехал в Америку, мы записали свои лучшие альбомы. Они далеко превосходят так называемые «классические». Все, кому я ставил наши последние записи, были изумлены. Но большинство людей, кажется, оглохли где-то в году 1979 или 1980. «Эй, чувак, давай «Ace of Spades!», — самый известный крик, который меня убивает. Иногда это доводит меня до бешенства. Было бы хорошо, если бы вместо этого кто-нибудь сказал: «Есть что-нибудь новенькое? Хотелось бы послушать». Было бы намного лучше. Но нет, подходит ко мне кто-нибудь и говорит: «Вы, парни, были такие классные!». И я отвечаю: «Да? Если мы были такие классные, то почему ты перестал слушать нас после 1980 года?». Далее следует обычный ответ, которого я никак не могу понять: «Ну, я женился». Странные же бывают люди!
Если вы думаете, что стали слишком стары для рок-н-ролла, то так оно и есть. Это случается даже с музыкантами — вы видите их на сцене, они великолепно звучат и все такое, но они постоянно, можно сказать, смотрят на часы. «Мы закончили? Пора домой, к жене и пуделю». Причина того, что рок-н-ролл так молод — …, наверное, та, что он начинался с молодых людей. Но потом они взрослели, и их отношение к рок-н-роллу менялось — их всё больше беспокоили привилегии и социальное положение. Меня лично все это не волнует, потому что меня не интересуют чины и социальное положение, даже в рок-н-ролле! Так что с самого начала я был аутсайдером. Но это для меня в порядке вещей — кто-то ведь должен быть аутсайдером.
Как я уже говорил, мы выпустили лучшие альбомы за нашу карьеру, но, кажется, мало кто слышал их. Я всё жду, что нас откроют заново, а этого не происходит. Но пока я могу записываться и гастролировать, я солдат рок-н-ролла. Большой успех не беспокоит меня — в конце концов, я познал, что это такое. Иногда люди спрашивают: «Как насчет тех групп, которые изменили твою жизнь?». Нет, они не изменяют нашу жизнь: они и есть эта жизнь, и тебя вдохновляет любая музыка, которую ты слушаешь. Это неважно. Подростки все так же сколачивают группы и живут этой жизнью, так было всегда. Я спокойно отношусь к этому. Здорово, что мы вдохновили их — это доказывает, что мы были правы!
Есть одно обстоятельство, которое мне очень нравится — то, что я вышел из шестидесятых. Люди помоложе даже не понимают, чего они оказались лишены. Мы изменили общественное сознание, образ жизни, и это было захватывающе — не было никакого СПИДа, и люди от злоупотребления наркотиками не умирали так, как теперь, и это действительно было время свободы и перемен. Все социальные бунты, которые я видел, случились в пятидесятых, шестидесятых и в начале семидесятых. Остальные можно не считать. Дети теперь больше следуют по пути родителей, с которыми мы в своё время боролись! Они, вероятно, вырастят поколение грёбаных наркоманов. Мы вырастили поколение агентов по недвижимости и грёбаных бухгалтеров. Бог знает, как это у нас получилось. Может, оттого, что большинство из нас завязало. Я уже замечал здесь, что многие говорят: «Я раньше слушал Motorhead», подразумевая, что с возрастом это увлечение проходит. И пусть, я рад, что они так говорят, потому что я и не хочу, чтобы меня слушали взрослые. Именно взрослые всё портят. С тех пор, как мне было двадцать пять, я не изменился, просто стал сильнее и мудрее, и это производит большее впечатление на вас. Но на самом деле я никогда не чувствовал себя старше. Просто это были очень длинные двадцать пять лет! У меня в голове не укладывается, что мне за пятьдесят. Если бы я облысел или ещё что-нибудь вроде этого, тогда другое дело, но я не облысел.
Пару лет назад я потерял своего отца — как вы можете догадаться, я не очень-то горевал. Вообще-то, я потерял их обоих, и моего биологического отца, и моего отчима. Они умерли с разницей в семь месяцев друг за другом. Это было довольно неожиданно. Можно было подумать, что они сговорились, чтобы посильнее задеть нас! Мой отчим, который спас нас от нужды и стал моим настоящим отцом, оставил мне долги, а мой реальный отец оставил мне деньги. Я не любил ни одного из них и для меня мой биологический папаша всегда будет жопой — он оставил молодую девушку одну поднимать ребенка, и к тому же с ней жила ещё и её мать! К чёрту это дерьмо — «о мёртвых плохо не говорят»! Люди не станут лучше после смерти, сколько ни утверждай обратное. Это ерунда! Те же жопы, только мертвые!
А я, как бы то ни было, весьма жив, и это, конечно, не последнее, что вы услышите от меня!
ГЛАВА ТРИНАДЦАТАЯ. Прекрасный Новый Мир (Brave new World)
Что сказать вам ещё? Привет всем и добро пожаловать в конец книги. Поскольку мы дошли до предела, я буду краток.
На основе личного опыта я обнаружил, что все люди делятся на два типа: на тех, кто за вас, и на тех, кто против. Учитесь различать их, поскольку легко можно перепутать.
Второе; кажется, наш прекрасный новый мир становится всё менее терпимым, духовным и образованным, в отличие от того, каким он был в мои молодые годы; конечно, нам всем свойственно чувство ностальгии, но это другой случай… Унаследованная ненависть (то есть та ненависть, к которой нас приучили наши родители) — не только глупа, но и разрушительна, — зачем же возводить ненависть в смысл жизни? Похоже, я этого совершенно не понимаю.
И последнее (просто хороший совет); — покупайте наши альбомы. Вы не пожалеете!
С любовью,
Лем

Март 2003"

Комментариев нет:

Отправить комментарий